, сказывается особенно ярко в новых людях, которые шумно врываются на историческую сцену, бесцеремонно сталкивая с насиженных позиций их традиционных обладателей. Это – люди, которые не получают свою роль, как благоприобретенное наследство от своих отцов и дедов, а сами делают ее, создают ее себе своими собственными руками. Новый человек – это более, чем иной кто-либо, в полном смысле – fortunae suae ipse faber (сам кузнец своего собственного счастья, своей судьбы). Сила и значение нового человека коренятся не в историческом праве, не в незапамятном предании, не в вековой привилегии, не в пожелтевшем от времени пергаменте, а в личных усилиях, в личном труде, в личной энергии, в личном таланте.
Передовая страна в европейском культурном мире в последние столетия Средневековья, Италия была и колыбелью возрождающегося индивидуализма. Именно в Италии встречаемся мы с обоими наиболее выдающимися типами новых людей: это с одной стороны – князья (principi) и кондотьеры, что часто означало одно и то же, с другой – гуманисты. Если первые наиболее полно воплощали в себе начало индивидуализма в политической сфере, то это же начало в сфере культурной находило наиболее совершенное воплощение в лице гуманистов. Итальянский принципат и итальянский гуманизм представляют собой две стороны одного общего факта, или, формулируя иначе, две различные формы проявления одного и того же начала, именно – начала индивидуализма.
Нам нет нужды останавливаться на принципате: в настоящем случае нас интересует лишь гуманизм. Индивидуализм, поскольку он находил себе выражение в гуманизме, характеризовался прежде всего интересом человека к самому себе, к своему внутреннему миру, а во внешнем мире – интересом к людям. Одним словом, интерес ко всему человеческому – вот основная черта гуманистического индивидуализма. Гуманизм (от humanus – человеческий), стало быть, вполне оправдывает свое название.
Этим господствующим мотивом гуманизма – интересом ко всему человеческому – объясняется и его отношение, с одной стороны – к средневековой действительности, с другой – к античному миру.
Отношение гуманизма к средневековой действительности было безусловно отрицательное, и ясно почему. Гуманистическое настроение, с его преобладающим интересом к человеческому, с его культом личности, было совершенной антитезой традиционному средневековому настроению, основным мотивом которого был аскетизм, с его отрицанием личного начала и пренебрежительным отношением ко всему человеческому как к плотскому, земному, преходящему. Из всех средневековых учреждений монашество всего более вызывало к себе отрицательное отношение со стороны гуманистов, и понятно почему: ведь монашество было именно самым наглядным носителем столь противоположного гуманистическому настроению аскетического начала.