» [1].
В кабинете повисла тишина. Нарушила её надзирательница.
– Всё? Забираю?
Она вывела заключённого в коридор и вернулась:
– Я очень извиняюсь. Но то, что вы ему говорили, это правда?
– О чём?
– Ну, что его дома жена ждёт и любит.
– Правда, конечно.
– Надо же! Он же такой… Конченый, одним словом. Пропащий. Как такого любить можно?
– А она любит! Говорит о нём с нежностью. И чувствуется, что образованная женщина.
– Но вы же сами его видели!
– Видели… Порой мы видим многое, но не замечаем главного.
– А что это он цитировал?
– Писание.
– О чём?
– Как раз об этом.
– Видали живого генерала? – открывший дверь в камеру белобрысый охранник оскалился.
В камере было человек двадцать уголовников, у некоторых нынешний арест – уже третья или даже пятая ходка.
– Давай его сюда, мы тут его рвать будем! – пошутил самый молодой, с забитой татуировками шеей.
Вся камера загоготала.
– Я серьёзно. Сейчас приведём. Встретьте его со всем «почтением». – И шёпотом многозначительно добавил: – Конторские попросили. – А потом снова во весь голос: – Но только без синяков и травм! И смотрите, чтобы не «вздёрнулся».
Оперативник стукнул железным ключом по двери в знак серьёзности своего последнего пассажа. Потом побледнел (видимо, представил, что будет, если с генералом что-то сделают):
– Он должен быть живым и здоровым! Но при этом жалеть, что он и здоров, и жив. Понятно?
– А чё ты нам тут приказываешь? Это ты конторе служишь, а не мы, – один из уголовников сверкнул железными зубами.
– Давайте по-хорошему. Мы к вам не лезем. Шмона уже сколько у вас не было? То-то. «Дороги» гоняете, мобилу вон даже не прячете. Оборзели вконец… А мы тут на всё глаза закрываем. Так что давайте один раз послужите родине, – ухмыльнулся охранник.
– А что нам за это будет? За то, что вашему генералу станем нянюшкой, а он нам жёнушкой? – лежавший на втором ярусе нар мужчина лет сорока сказал это негромко, но так, что услышали все. Он был лысый, при этом казалось, природа изначально не предполагала наличия волос на его идеальной формы черепе.
– Давайте не наглейте. Если конторские узнают, что вы быкуете, все поедете на этап во Владимир. Ясно? – вдруг разозлился охранник.
– Ясно, чего уж яснее…
В камере наступила пауза. Слова «Владимир» здесь боялись больше всего, даже вслух старались не произносить. Под «Владимиром» подразумевался воспетый шансонье Владимирский централ. Одна из самых строгих и страшных тюрем России.