Шаркая шлепками, из ванной с полотенцем на шее вышел папа.
– Угу, проснулась, – пробормотал он, отводя глаза – они с Малкой почему-то никогда прямо друг на друга прямо не глядели. – Ты, это… чего кушать не идешь?
– Пап, я разберусь, когда поесть, – пропыхтела Малка из наклона. Папа не обиделся, с ним можно было так разговаривать, а все его воспитание обычно и ограничивалось вопросом про кушать, так что он перескочил на свои темы:
– Свалю я из этой деревеньки к чертовой матери! В Коломбо надо было устраиваться или в Унаватуне хотя бы! Видала вчера публику, перед кем приходится кривляться? Вот кому сдалось мое высшее музыкальное, если сейчас им подавай только дебильное тынц-тынц и два аккорда? Уже играю полную попсу, а никто два раза похлопать не удосужился! А мне, с моим звукорежиссерским и исполнительским опытом, терпеть этот репертуар, это некачественное оборудование… Гитара уже вся от сырости едет! – он сбросил полотенце с шеи и раздраженно провел ладонью по струнам лежащей на кресле классической гитары (электрическая и синтезатор хранились в пластиковых чехлах из-за вездесущей влажности).
– Может, тогда в Россию вернешься? – вставила Малка просто так, потому что знала, что он ответит.
– В Россию?! – закричал папа плачущим голосом. – А в этой твоей России я что забыл?! Кругом все куплено, не пробиться, в ресторане алкашам играть! Нет, у нас талантом заработать нельзя, можно только нищенствовать, – продолжал он, с силой постукивая пальцами по верху гитары. – К продюсеру придешь – ему, блин, песни неформат, на радио песню принесешь – давай денег за ротацию, и после этого ты мне… – папа вдруг застыл посреди речи, защелкал пальцами и глянул на дочь уже другим, невидящим, но веселым взглядом. – О! О! Ритм поймал! Щас все сделаем, щас попробуем… Где у нас мобильник? Щас мы хоть на диктофон…
Малка кинула ему его же телефон с треснутым экраном и плюхнулась обратно на диван.
Папа сел на пол, скрестив ноги, и начал быстро перебирать струны гитары, иногда повторяя музыкальные фразы и записывая их в мобильник. Глаза у него смотрели не только сквозь Малку, но и будто сквозь весь мир вообще, спина выпрямилась, и коричневое от загара, худое и морщинистое лицо стало немного похожим на лица статуй Будды, которые стояли в застекленных алтарях по всему городу. Малке он в такие моменты нравился, жалко, что говорить с ним не получалось: он только угукал, не слыша…