Кивок стал ему ответом.
– Какой ты пьешь?
– Хризантемовый с молоком.
Спустя минут пять, над уже почти задремавшей Доминик, показался Рон с горячей чашкой чая в руках.
– Вот твой чай, Мик, – заботливо протянул ей чашку Рон. – Он еще горячий. Пей осторожно.
Не обратив внимания на слова Рона, Доминик тотчас же коснулась губами края чашки и, сделала первый глоток.
– Не такой как обычно, – заметила она. – Ты что-то добавил туда?
– Ничего.
– Совсем ничего? Вкус будто стал немного слаще и насыщенней…
Раз за разом делая глоток чая, который обжигающими полосами стекал ей в горло, Доминик ощущала его терпкий подслащённый вкус и, искренне не понимала, как вкус ее любимого чая мог внезапно измениться. Новшество, отдавшее сладким послевкусием, нисколько не огорчило ее, напротив – она никак не могла от него оторваться и потому, пила его жадными глотками, будто все это время изнывала от жажды.
– Кстати, почему ты назвал меня Микой? – спросила она, отставляя уже пустую чашку в сторону.
– Разве мы уже не друзья? Что за дурость называть людей полными именами? – рассмеялся он.
– А что здесь такого? – с совершенно непроницаемым видом спросила она.
– Да вообще-то ничего. Просто звучит как-то нелепо.
– Тогда, как мне тебя называть?
– Просто Рон. Этого достаточно.
Присев рядом с Доминик, Рон заметил недалеко от себя чуть приоткрытый фотоальбом. Любопытство взяло верх, однако, открыв его, он не увидел в нем ни одной фотографии домочадцев, вместо них – одни лишь фотографии окрестностей.
– Что это, Мик? Увлекаешься фотогра-фией?
– Вообще-то это мама фотографировала. Куда мне выходить из дома одной? – она обижено надула губы.
– Никак не пойму, ты ведь уже не маленькая, да и Батшиба тебе не родная мать, так почему до сих пор делаешь все по ее указке? Она что тебя все детство наказывала?
– Вовсе нет! Просто, мама столько сделала для меня… как же я могу ее ослушаться в чем-то?
– Бог ты мой, Мик. Пойми, это естественно, когда ребенок не слушается взрослого, но это не значит, что после этого он откажется от своего ребенка.
– Ты о себе что ли? Вот уж кому действительно повезло с отцом, – закатила глаза Доминик.
– Не говори так. Мой отец еще-то чудовище.
Поняв, что сказал лишнего, Рон тихо выругался. Зачем раскрыл рот о том, что стоит стереть из памяти навсегда?
– О чем ты говоришь? Он был слишком суров к тебе? – поубавив пыл, спросила она.