Феликс не мог не задать вопрос:
– Зачем же вам убыточное предприятие?
– Мы делаем из убыточного, прибыльное предприятие.
На это Феликс не нашелся что сказать. Да и что тут скажешь? Хотя по виду ни Достоевский, ни его соратники на альтруистов были совсем не похожи. Главный более ничего объяснять не стал, нажал кнопку на телефоне:
– Третий аппарат к подъезду. Кто там сегодня? Владислав? Хорошо, как раз для новичка.
Про Владислава все же сказал:
– Он ваш слуга и помощник во всем. Вы делаете только свое дело, он расчищает вам поляну, защищает, обеспечивает быт.
Феликс хотел спросить «какую поляну», но не стал и так в горле появился комок: кажется, вляпался по полной программе.
– В машине наша конторская форма, переоденетесь, – сказал Федор Михайлович и вышел из комнаты, поднимая полами плаща пыль.
Феликс сидел и думал: может, смыться пока не поздно? Но деньги, большие деньги, которые уже на его счету. Вернет. Кому, куда? Может, и не так страшно как показалось. Сказал ведь Достоевский, что никаких захватов, только убеждение. Он действительно всю жизнь тем и занимался, что убеждал людей, сделать или сказать то да это. Иначе никогда толкового интервью не получится. И хорошо получалось. Так что, почему бы не рискнуть. Попытка не пытка, была, не была. Не пытка… ну дай бог.
Решительно поднявшись, Бабочкин спустился на первый этаж. Снова удивился, что никакой охраны или службы безопасности, какие теперь в каждой конторе, здесь не было. Заходи кому ни лень.
Вышел на улицу и обомлел: возле входа стоял сверкающий, шикарный Майбах. Авто было похоже на кита с приоткрытой пастью. Шофер в красно-желтой ливрее, трехцветном аксельбанте, перекинутом с правого плеча на левое, фуражке с золотым околышем, эмблемой на ней в виде перекрещенных топора и сабли, туда же выскочил из машины. Подобострастно, с поклоном распахнул заднюю дверцу. На широком воротнике ливреи Феликс прочел имя: «Владислав». Сел. Тут же в салоне зажегся мягкий, не раздражающий свет, заиграла еле слышно классическая музыка, кажется «Метель» Свиридова. В просторном салоне, отгороженным от водителя матовым стеклом, на вешалке висел черный костюм. На другой вешалке – белоснежная рубашка с закругленным воротничком и черной бабочкой в мелкую серебряную крапинку.
– Феликс Николаевич, разрешите начать движение, – осведомился Владислав по-военному.