Клак зал, старый демон не пил еще душу живого существа в этом
месяце и поэтому звучание его безжизненной и бесцветной речи
заставляло трястись все его поджилки.
Он не хотел, чтобы душой, которая должна утолить голос этого
умертвия, была его собственная.
Он не раз имел счастье наблюдать, как мучается и корчится жертва
старого демона в такие моменты, ведь это он сам их ему поставлял в
обычные дни.
Но не стоило злить и без того раздраженного, те что его
побеспокоили демона. «Хотя как его не злить-то, с такими-то
новостями», — думал советник, — «выкручусь, я тебя на
ленточки порежу сволочь», — сам себе обещал он добраться до
виновника его нахождения здесь.
— Мой Повелитель. Прибыл гонец с Ареаны, — все-таки
выдавил из себя Клак, — у него для вас письмо.
Как же ему не хотелось передавать дальнейшее послание, но глаза
Лорда требовательно смотрели на него.
— Повелитель. Они не смогли захватить артефакт. Кто-то
перехватил его раньше них, — сказал Клак.
— Что!!!!!!!!! — взревел Лорд.
Мрак, застывший в глазах Повелителя, стал растекаться по
залу.
Страх сковал Клака, он даже дышать перестал, надеясь, что станет
незаметнее и это может его уберечь от воли Лорда.
Но тот будто забыв на несколько мгновений о нем, вдруг
спросил.
— Кто упустил Слезу? — хоть тьма и тлен не исчезли из
голоса Повелителя, но Клак впервые с момента своего появления в
замке почувствовал надежду на будущее, на то, что он сможет прожить
еще один день.
И первой мыслью его были не слова благодарности богам или еще
кому-то, а… «Теперь ты не уйдешь. Отомщу», — и злобная ухмылка
появилась на его лице.
И только потом он понял другое.
«Пронесло», — подумал Клак, и, стараясь не выказывать всю
свою радость и облегчение, назвал имя стража портала, который
дежурил в тот день на границе планов, охраняя портальную арку.
— Ларракт Ссран.
Радось поселилась в нем еще и от того, что он давно заглядывался
на младшую дочь этого демона, а сейчас у него есть реальный шанс
заполучить все их семейство, включая и эту гордячку.
«Ничего, что она магиня», — пронеслась мысль у него в
голове, «ее отец окажется в опале, и под ударом будет вся их семья.
Она будет моей».
Он даже не заметил, как непроизвольно у него заблестели мелкие
масленые глазки, как он облизнул свои мгновенно пересохшие губы и
как он в предвкушении потер руки.