Он замолкает, взгляд становится злым.
– Ветрова прислать? – уточняет Комаров. – Его самого не нужно? Понял, Эдуард Ашотович, будет исполнено, – он быстро кивает, словно на другом конце провода увидят его рвение. – Завтра всё будет у вас…
Он ещё какое-то время прислушивается, а потом аккуратно кладёт трубку.
В кабине повисает тишина. Слышно, как в коридоре кто-то сопит. Судя по тембру, кто-то внушительный. Нинель или мужчина с эскобаровскими усами.
– Над вами всё "Знамя Ильича" смеялось, – трагически восклицает он. – Всей редакцией.
– И? – выдерживаю его взгляд. Разговор этим явно не ограничился.
– Статью берут в "Ленинец", кривится Комаров. – Человеческая история им понадобилась. Так что… доработайте свой материал. Добавьте в него… живости там, душевности.
– И фото берут? – уточняю
– Его тоже, – на лице Комарова искренне недоумение, – занесёшь мне в кабинет плёнки свои… негативы… я их в область отправлю.
– Там плёнки не нужны… – пытаюсь объяснить, что контраст я вытягивал на печати и лучше подойдет готовая фотография.
Мои слова летят ему в спину. Комаров выходит не слушая. Из коридора слышен возмущённый писк Нинели и шипение "ответственного работника". Он с ходу врезался в живую пробку, которую образовали в коридоре любопытные сотрудники.
– Так это, получается, хорошо? – удивлённо говорит Уколов. – В "Ленинец материал забрали. Не каждый месяц такая удача! Чего он взбеленился?!
"Ленинец" – это серьёзно. Пухлое еженедельное приложение к областной газете. В той же убогой двухцветной полиграфии, но уменьшенном, почти журнальном формате. На моей памяти он переживал упадок. Скатился в джинсу и заказуху, прежде чем сдохнуть, уступив дорогу глянцу.
Ваграмян его потом и задушит. А потом удачно приватизирует в свою пользу всё, что останется.
Зато сейчас, при полном отсутствии конкуренции, "Знамя Ильича" и "Ленинец" находятся на вершине пищевой цепочки. Вот и забирают из районок "сливки".
Никто не в обиде. Уколыч радуется. Наверно, ему гонорар заплатят. Интересно, перепадёт ли что-нибудь стажёру?
– Не знаю, что ему нужно, – устало машет ладошкой Подосинкина.
Эмоциональная встряска оставила редакторшу без сил. Тут же этим пользуюсь.
– Алик, ты куда?
– Плёнки относить, Марина Викторовна, – отвечаю, – слышали, что товарищ Комаров сказал.
Никакие плёнки я никуда, конечно, не несу. Он требовал "сегодня", а до вечера ещё далеко.