Проведя четыре часа на высоте в тридцать две тысячи футов, я, наконец, впала в отупение, сопутствующее трансконтинентальным перелетам. Время между взлетом и посадкой – это как бы застывший кадр из мультика, пауза между главами жизни. Когда мы смотрим в окно, на сверкающее солнце, пейзаж выглядит плоской проекцией, а горные хребты уменьшаются до морщинок на коже континента. Не обращая внимания на нас, летящих в небе, под нами внизу разворачиваются другие истории. Черника зреет под августовским солнцем, женщина собирает чемодан и колеблется, ступив на порог, конверт вскрывается, и из письма выпадают поразительные фотографии, вложенные между страниц. Но мы движемся слишком быстро, мы слишком высоко, все истории ускользают от нас, кроме нашей собственной. Я отворачиваюсь от окна, и истории пропадают внизу, на просторах двухмерной карты, коричнево-зеленой. Так форель исчезает в тени нависающего берега, и ты глядишь на плоскую поверхность воды, размышляя о том, видел ли ты ее вообще.
Я надела новые очки для чтения, к которым еще не привыкла, проклиная свое плохое зрение человека средних лет. Слова на странице плывут, оказываются не в фокусе. Как это – я не могу видеть то, что раньше было таким четким? Бесплодная попытка увидеть то, что, как я знала, находится прямо передо мной, напомнила мне о первой поездке в леса Амазонии. Проводники-туземцы терпеливо показывали на игуану, отдыхавшую на ветке, или тукана, смотревшего на нас сквозь листья. Мы почти не замечали того, что без труда видели их натренированные глаза. Не имея нужной сноровки, мы попросту не могли распознать игуану в узорах света и тени, и она была прямо перед нашими глазами, досадно невидимая.
Мы, несчастные близорукие люди, никогда не обретем остроты зрения хищника или панорамного взгляда мухи. И всё же, благодаря внушительному мозгу, мы, по крайней мере, сознаем пределы своих возможностей. Со смирением, редким для наших видов, мы соглашаемся с тем, что не видим многого, и изобретаем удивительные средства для наблюдения за миром. Инфракрасные снимки со спутников, телескопы, в том числе орбитальный «Хаббл», значительно расширяют область человеческого зрения. Электронные микроскопы позволяют проникнуть в далекую вселенную наших собственных клеток. Но на средней дистанции, там, где нужен невооруженный глаз, чувства странно притупляются. Вооружившись современными технологиями, мы стараемся увидеть то, что пребывает вне нашего обычного мира, но нередко остаемся слепыми к мириадам искрящихся граней предметов, находящихся на расстоянии вытянутой руки. Мы полагаем, что видим, но лишь скользим взглядом по поверхности. На этой средней дистанции острота зрения, похоже, притупляется, и не по вине глаз, а из-за лености мозга. Неужели могущество наших устройств вызвало недоверие к собственным невооруженным глазам? Или мы стали пренебрегать тем, что познается не через технологии, а лишь с помощью времени и терпения? Одно лишь внимание способно соперничать с самыми сильными линзами.