Тут я с удовольствием поглядел на низкий добротный стол, который приволок сюда с месяц назад. На нем выложены мои любимейшие образцы здешней оружейной мысли, что я сумел зацапать. Два хаудаха, два пятиствольных револьвера, три одноствольных капсюльных пистолета, английский кремневый штуцер и французская капсюльная двустволка. Тоже нарезная, кстати. Постепенно собираю амуницию и одежду. Мое тело становится все совершеннее, точнее, оно уже весьма совершенно. Я умею принимать телесную форму, соответствующую мне сорокалетнему из прошлого мира по геометрическим параметрам. При этом я многократно сильнее любого человека, стремительнее, лучше слышу и вижу.
Другое дело, что при этом на человека я максимум только похож. Полупрозрачен, цветом на перламутр смахиваю, порой свечусь, как глубоководная медуза. Вообще‑то красавец, но мой вид того же купчину‑работорговца перепугал до обморочного состояния. Не испачкал он штаны только потому, что я не позволил, перехватив управление его телом и разумом. Ну да, энергии я с людоловов набрал много, а беречь работорговцев я особо не собираюсь, вот и тренируюсь на кошках. И потому я встал, с удовольствием потянулся и в следующий миг уже мчался по реке со скоростью полтысячи километров в час. Ну да, именно с такой скоростью я сейчас перемещаюсь. Прям как волна‑цунами. Могу до максимальных скоростей волн‑убийц разогнаться, примерно до тысячи километров в час. Но тут мешает фарватер; при испытаниях на скорость я вылетел из реки километра на полтора. Летел, кувыркался и радовался тому, что убить меня такими трюками невозможно.
Так что через час я изучал поместье купца Мусы, или Моисея. Или, как его соплеменники в Гурьеве прозвали – Мойши. Там он вполне себе благочестивым торговцем шелком и хлопком представлялся. Поместье было расположено километрах в сорока от Коканда, на берегу Сырдарьи. Насколько я понял из памяти купчины, это было сделано специально по многим причинам. Не надо кланяться всем встречным мусульманам, не надо унижаться, пред каждым слезая с осла. Про корабли и лодки в уложениях ничего не сказано. Ну а что нельзя подпоясываться поясным платком или поясом – веревка может быть из шелка или золотой нити.
Несколько добротных строений было выстроено единым комплексом, который включал в себя и небольшой заводик по выработке шелковой нити. Жило здесь сотни полторы человек, но именно в хозяйских хоромах не больше пятнадцати. Плюс там же располагались пленницы‑рабыни, специально, чтобы воспрепятствовать сексуальным вожделениям купчины относительно молодых и красивых женщин. Да и девочек тоже. Муса умел пользовать их так, чтобы самого ценного не лишать. К его сожалению, ревнивая жена на корню рубила подобное. Потому‑то сам Муса старался жить подальше, в городской еврейской махалле. Там и до веселых домов недалеко, есть где и с кем поразвлечься. Чего он не видел в усадьбе? Дочек и жены? А теперь ничего и не увидит, сволочь. Занимался бы бизнесом с шелком и хлопком, не тронул бы я его.