Слова викария убедили меня, и так как его суждениям я всегда доверял, то и тайна мне показалась вполне объясненной, хотя само происшествие меня все равно пугало. Стоило только представить себе гробы со скелетами Моунов, дрейфующие во мраке склепа, как я леденел с головы до ног, и разыгравшееся воображение рисовало мне множество поколений стариков и детей, мужчин и женщин, обратившихся в кости. Каждый из них плыл в последнем своем пристанище из гниющего дерева, и средь них, разумеется, Черная Борода, чей гроб намного превосходил размерами остальные и наскакивал на них, словно корабль, когда волнующееся море кидает его на спасательную шлюпку, которая пытается подойти к его борту. Живо себе представлял я также сам склеп. Кромешную темноту его, спертый воздух, черную гнилую воду, поднявшую до самого потолка эти скорбные суда с их давно скончавшимися пассажирами.
Рэтси остался слегка расстроен словами мистера Гленни, однако, стремясь сохранить лицо, ответил:
– Что ж, преподобный. Человек я, конечно, простой, и мне мало чего известно про наводнения, водовороты и тайные силы природы, однако ж, пусть даже и в вашем просвещенном присутствии, не стану пренебрегать теми знаками, которые нам ниспосылаются. Издавна ведь у нас сказывают: «Как Муны задвигаются, так Мунфлит заскорбит». И отец говорил мне, что последний раз они там пришли в шевеление, когда королева Анна правила второй год и шторм страшной силы поднялся. Дома вздымало над головами людей. А мальчишек, говорите, пугаю, так ведь им и следует страх познать, да не соваться куда не надо, чтоб не дошло до беды.
При этих словах помощник викария выразительно кивнул в мою сторону и, раздраженно пыхтя, вышел из церкви к ожидающему его снаружи Элзевиру Блоку. Мне было тогда невдомек, к чему именно относилось предупреждение Рэтси, да я не особо о нем и задумался, а просто пошел проводить мистера Гленни, неся его облачение, до дома, где жил он в деревне.
Мистер Гленни всегда относился ко мне дружелюбно, уделял мне много внимания и беседовал со мной так, будто были мы с ним на равных. Объяснялось это, по-видимому, тем, что, не находя в округе никого себе равного образованностью, он свободнее себя чувствовал в обществе невежественного мальчика, чем с невежественными взрослыми. Выйдя из калитки церковного двора, мы с ним пересекли затопленный луг, и тут я снова начал его донимать вопросами про Черную Бороду и потерянное сокровище.