Павел снова кивнул. Тогда Медведев коснулся ладонью его лба.
– Паша, ты горишь весь. У тебя температура высокая.
Прошкина отправилась на поиски термометра. Откуда-то появился Рахимов и стал предлагать место в информационной утренней программе.
– То есть у тебя будет три выпуска в сутки, – сказал он, – только как-то надо с рекламой договариваться в утренние часы… Утро, как ты понимаешь, время самого активного просмотра, и это время самое дорогое: ведь праймтайм – это не просто термин: с точки зрения хронобиологии – время, когда информация доходит до сознания зрительской аудитории лучше всего…
Анатолий коснулся рукава генерального директора и шепнул:
– Паша, судя по всему, заболел.
Тут же появилась Леночка Прошкина с термометром. В присутствии Рахимова измерили температуру.
– Тридцать восемь и пять, – испугалась Леночка.
– Ребята, – попытался оправдаться Ипатов, – у меня ничего не болит, только голова ничего не воспринимает.
– У меня было подобное двадцать лет назад, – вспомнил Медведев, – когда мы перекрывали вход в Панкисское ущелье. Мой первый бой, мой первый враг, которого я уложил. Все вроде нормально, а потом где-то через часок как шандарахнуло по мозгам. Ну и температура подскочила. Комроты из своей фляги накапал мне в раздвижной пластмассовый стаканчик граммов сто пятьдесят водки или спирта. Я же тогда вообще не пил: мне и девятнадцати лет не было. Положили меня в шатер, и часа через три проснулся – ни температуры и ничего вообще, свеж был как огурчик. Ребята песни пели под гитару. И я с ними тоже… А потом почти два месяца с небольшими перерывами бои шли, и ничего такого со мной больше не происходило.
– Но сейчас же не война, – прошептала Леночка.
– Так чего прислать? – негромко спросил Алексей Юрьевич. – Насчет водки не уверен, что есть, но коньяки и виски в наличии.
И, не дожидаясь ответа, тут же позвонил своей секретарше и приказал принести бутылку Remy Martin.
Медведев пить не стал, отговорившись, что он на работе, Рахимов выпил одну рюмочку, еще одну заставили выпить Прошкину, которая махала руками, отказываясь, но, когда ей сказали, что это за здоровье Павла Валентиновича, выпила залпом, закусила черешенкой и заплакала.
Очнулся Павел от звуков работающих двигателей отъезжающих автомобилей. Окно в кабинете было открыто, а как раз под ним располагалась парковка. Он скинул с себя дырявый клетчатый плед, поднялся с дивана. Подошел к окну и посмотрел вниз: автомобилей было немного, а значит, времени около семи вечера.