Меня здесь знают и уважают. Почти все обитатели района обращались ранее ко мне за помощью.
Чтобы попасть отсюда в другую часть города, нужно миновать реку, что называлась Ривана. Как раз неподалёку от моего дома находился горбатый каменный мостик, к нему мы и направились.
За рекой стояли высокие каменные дома центральной части города. Над ними, чуть вдали, поднимались башни дворца. А над всеми возвышалась она – Серая Башня. Самая необычная, величественная и странная. Сейчас её было плохо видно из-за снегопада.
Дорога была мощеной, но под ногами хлюпала слякотная жижа – снег всё валил, валил и тут же таял.
– Вы не носите оружия? – спросил начальник дворцовой стражи.
Я потёр друг о друга руки в перчатках и сказал:
– Как правило, нет, мастш Тольскер. Мне оно ни к чему.
– А если случится драться?
– Справлюсь… своими силами.
– Даже ножа при себе не имеете?
Я пожал плечами.
– Мне он не требуется.
– Как знаете.
Когда мы переходили по мосту, я на ходу полюбовался на уток, проплывающих стайкой внизу – это были городские утки, они не улетали в тёплые края, а всю зиму оставались здесь и кормились тем, что подбрасывали горожане.
Миновав мост, мы попали в кварталы центральной части города. Дома каменные и высокие – чаще всего в три этажа плюс чердак или мансарда. С каждым шагом мы становились всё ближе к Серой Башне, что возвышалась впереди, и я слегка побаивался встречи с ней.
– Да уж, вот вам и ноябрь, – сказал Тольскер.
Я взглянул на него – начальник дворцовой стражи был весь покрыт снегом, усы побелели. Наверное, я и сам в тот момент походил на карпа, вывалянного в муке.
– У меня на Родине, – сказал я, – ноябрь называется «хиндари».
– Очень красивый у вас на Родине язык, – ответил Тольскер, затем выдержал паузу и добавил. – Только я не помню, чтобы в Талессии ноябрь называли «хиндари», в Талессии ноябрь называют «нэвэрэн».
Он с подозрением уставился на меня, хотя трудно было сохранять пристальный серьёзный взгляд под сплошным хлопьями снега, летящими в лицо.
Я пожал плечами:
– Я из небольшой глухой деревушки в Талессии, и там свой особый диалект.
Он хмыкнул и отвернулся.
Вот чёрт меня дёрнул ляпнуть про «хиндари». Я тут же велел себе впредь держать язык за зубами и не болтать лишнего при этом субчике. Человек он, похоже, не глупый, и дотошный, и подозрительный. Отец всегда говорил мне: «Не шурши листвой у логова спящего эндгарра».