Лучшие лекари короля еще в детстве определили у меня бесплодность. Даже до первых месячных, которые так и не наступили.
– Прими мои соболезнования, – его голос прозвучал как-то хрипло, что я не сразу вернулась в реальность.
Он продолжает мной играть! Я же так долго хранила эти воспоминания под толстым слоем льда.
– Проваливай, – я указала рукой на дверь.
– Елла Азул, послушай. То, что я тебе скажу, изменит твою жизнь.
Он посмотрел на меня с надеждой и искренним желанием помочь.
В комнате стало теплее.
А я же действительно хотела быть королевой! Отец забрал у меня это право, решив, что он – это Фрио – первый король рода Азул. Единственный, кто смог противостоять тирану, сидевшему на троне до него. Это было более тысячи лет назад. Фрио придумал, как сменять правителей и не допускать переворотов. Его порядок сохранялся, пока отец не сыграл в добродетели.
Если бы у меня только был шанс. Настоящий.
Не знаю, сама ли я себя убедила в необходимости узнать «крышесносную» новость восьмилетней давности или Фуэго разогрел во мне интерес, но я села обратно за стол.
– Говори, – слегка качнув головой, попросила я, хотя это было больше похоже на приказ, – и зови меня просто по имени.
Он благодарно кивнул мне в ответ. Потер руки и спрятал их в карман. Я заморозила воздух или он волнуется?
– Ниева Азул убил не Флеч, – он помедлил прежде, чем продолжить, – его убила ты.
Вот теперь я заморозила воздух. С потолка медленно падали снежинки, на стёклах появился узор. Я запечатала дом льдом. Эмоции. Это было одновременно радостной новостью для меня и самым невозможным вариантом. Мне же тогда было десять! Я инстинктивно накрыла нас с матерью ледяным щитом, защитив от осколков люстры и людей.
– Ложь, – то ли спросила, то ли возразила я.
– Но ты же вспомнила!
Нельзя вспомнить того, чего нет на самом деле. Кажется, он понял мои мысли, потому что аккуратно спросил:
– Что было в твоем воспоминании?
И я рассказала. Даже если бы это была ловушка, даже если он не на моей стороне, мне было приятно обсудить с кем-то события того дня. Мать всегда прекращала разговоры о прежней жизни, не успев я еще задать вопрос до конца. Хотя сами ругалась с отцом чуть ли не каждый день, капаясь в осколках памяти.
Камбиар мог бы заморозить этот день в голове мамы и в моей. Кажется, Динера даже просила его избавиться от следов позора. Отец считал себя героем, и гордился этим моментом, даже когда он полностью уничтожил все, что так было дорого нам. Но и он не обсуждал со мной тот день. Не считал нужным или не знал, как объяснить ребенку, зачем он это сделал.