В сезон дождей…. - страница 2

Шрифт
Интервал


Будто баба, крестясь второпях,
Над дитем умирающим вторит,
Что в гробу, как у Бога в яслях.
Я болею. Я болен душою.
Я во времени вижу пятно,
Где калека одною рукою
Ткет страны не моей полотно.

«Зима суровая. Метель. Россия…»

Зима суровая. Метель. Россия.
Я – русский! И судьба моя такожды.
Ну-кось, пятастые жирные свиньи,
Выкусьте кукиш за норов мой набожный!
Чай не едино ль: тоска да сука?
Кто вам сказал, что Сибирь невольная?
Будь то, хоть трижды рожден не в муках,
В тыщу невольней Первопрестольная!
Яблоку негде упасть. Удавишься!
Только б не кануть в бездонной пропасти.
Смертной тайги малахит, ты нравишься
Мне, забулдыге безвестной волости!
Аль Емельян, аль Григорий в голосе?
Что-то звучит да поет заливисто!
Русь окликает кочевный промысел,
Предотворяя вопросу чибиса:
«Чьи вы?» – И сами едва-то ведаем!
Разве что помним по блеклым карточкам
Тех, кто зывался отцами-дедами
И разбрелся́ по больничным тапочкам.
В шарк да в приширк, да в едрить твою за ногу
Вымело, выскребло все из памяти!
Только клюка за дверьми по-старому,
Только подог под скамьей, как с паперти.
Только костыль под душой бездельником, —
Сивой кобылы бред безысходненский.
Скольких поганой рукой, как веником,
Выбьешь еще из нещадной горницы?
Ухнуть! Да нет богатырской силушки!
Ветер полыщет лихие головы
Диких коней, вдоль по голой нивушке
Режущих воздух, как огнь олово.
Гойда, бедовые! В пот из потника!
Правда, что бойкий вас кто-то выдумал!
Из поножовных рябых разбойников,
Как в преисподнюю двери выломал.
Что за земля! Все святые пустыни!
Горклая кровь вперемежку с брагою.
Зорю цедит от вечери к утрене
Пьяный кабатчик с ведерной флягою.
Рделый калач повалился за гору,
Будто б по свету подался и´з печи, —
Расщеголять коренной отвагою
По несусветным просторам идучи.
Тетка-метель, затяни последнюю,
Чтоб застелило все чисто-набело!
Жизнь начинаю тысячелетнюю!
В сажень излом. В полверсты ухабина.

«Как в колодки, закуталась шея в овчинный ворот…»

Как в колодки, закуталась шея в овчинный ворот.
Ничего! Оттрезвонило время Петрова бича!
Жуткий холод! Собачий холод!
В мочевом пузыре, как в ведре, застывает моча.
В кирзу неба сапожною щеткой вогнали ваксу
И месяц, как вислый надсмотрщик, перится косо,
Стиснув горло в столыпинский галстук
И грубый казенный сюртук необстроганных досок.
Оторочили тело. И силы, и вера на убыль,