Под этим знаком и прошёл мой первый рабочий день. Я была напряжена, улыбалась, хорошо выглядела и ничего не понимала.
Шеф на работе так и не появился, зато со мной имел повторную беседу его заместитель Андрей Львович. Он был очень мил, тоже улыбался и сообщил, что после обеда мной займётся некто по имени Артём, который и введёт меня в курс дела. Потом он препроводил меня в довольно большую комнату, на двери которой висела табличка «редакторы».
В комнате сидели три женщины. Мой провожатый указал на свободный стол и сказал, что мне следует здесь временно обосноваться. Затем он громогласно представил меня присутствующим и чинно удалился.
Никогда не думала, что это такое трудное занятие – улыбаться. К концу дня у меня болели все лицевые мышцы, словно мне надуло из форточки, вследствие чего возникло воспаление тройничного нерва. Артём так и не появился, и мне абсолютно нечем было заняться.
Сотрудницы то и дело выходили из комнаты, а когда возвращались, лучезарно мне улыбались, так как мой стол находился прямо напротив двери. А я, естественно, улыбалась им в ответ. Таким образом, этот день я про себя окрестила «американской трагедией» и вздохнула свободно только усевшись по окончании рабочего дня на сиденье собственной машины. Ну не собственной, а Вениковой, конечно же.
Справедливости ради следует отметить, что бездельничала, на самом деле, одна я, остальные работали: что-то писали, щёлкали клавишами компьютера, звонили по телефону и обменивались репликами типа: «Бураков совсем сбрендил. Подавай ему две полосы. Да кто с ним будет разговаривать по таким расценкам?» или: «Какой псих привёл эту корову? С такой задницей только несмываемую помаду рекламировать!»
Честно говоря, я не совсем уловила связь между упомянутой частью тела неизвестной дамы и губной помадой, но вопросов не задавала, ибо никто из присутствующих ни разу не выразил желания сойтись со мной покороче. До какой-то степени меня это пока устраивало, я листала проспекты, просматривала каталоги и курила сигарету за сигаретой.
Забыла упомянуть, что это явно был вагон для курящих. Чтобы легче представить обстановку, могу сказать, что она в общем была близка к редакционной, а атмосфера лучше всего характеризовалась выражением «хоть топор вешай».
Дам я всё же исподтишка разглядывала. Самой старшей на вид было около пятидесяти, и она явно пользовалась авторитетом у двух других. Они называли её Вероника Павловна и, когда та говорила, не перебивали. Дама была невысокой и полной, со взбитой причёской и очень напоминала нашу завуч Гориллу, в миру Анну Гавриловну, славящуюся патологической любовью к своему сиамскому коту Мурику, отвратительному, злобному созданию, о чём свидетельствовали многочисленные отметины на руках и лице его хозяйки.