– Трубники вот просто так вам все сказали и дали? – вытаращила глаза Олюшка. – И это после того как вы спугнули канталахтинцев? Ни за что не поверю. На их месте я бы вас сразу пристрелила, тут даже и думать нечего!
– Вообще-то они это как раз и собирались сделать, – хмыкнул двуединый, а Подуха коротко хохотнул. – Но мы во всем сознались, извинились и рассказали, что хотим поехать в Канталахти и загладить свою вину. К тому же мы не с пустыми руками к ним пошли, гостинцы у нас имелись. Наша идея трубникам понравилась – вон они даже Подуху с нами отправили, чтобы он тоже за свою стрельбу извинился. Ну и чтобы за нами приглядывал.
Трубник что-то невнятно проворчал, но, опасаясь, видимо, Олюшки, развивать тему не стал. Ломон же развел руками:
– Вот, собственно, и все. Остальное ты знаешь: мы заправили вездеход, кибер его завел – и вот, как видишь, мы едем на нем в Канталахти.
– Ну, хорошо, – немного подумав, сказала осица. – Тут у тебя вроде все сходится. И главное доказательство – он, – показала она на Подуху. – Но ты так и не рассказал, куда подевался твой братец. Хотя постой, я сама догадаюсь!..
– Ни за что не догадаешься! – захихикал трубник.
– А давай, если догадаюсь, я тебе зуб выбью, – прищурилась на него Олюшка.
– А давай! – раздухарился тот. – Только с первого раза угадывай.
– С трех, – отрезала осица. – Но зуб один, согласна.
Ломону стало очень интересно, какие она предложит варианты. Он решил, что насчет Подухиного зуба, конечно, потом вмешается, если до этого и впрямь дойдет дело, но то, что Олюшка сможет самостоятельно раскрыть его двуединость, и сам не верил. А та уже начала озвучивать варианты:
– Скорее всего его оставили у себя трубники. Как залог того, что вы не слиняете.
– Мимо, – сказал двуединый.
– Тогда он погиб.
– Тоже мимо.
– Уточняющий вопрос можно?
– Можно, но тогда, если угадаешь, Подуха тебе зуб не должен.
Осица скривилась, но все же кивнула:
– Идет. А вопрос такой: братец остался в Мончетундровске?
– Нет.
– Нет?! Ха!.. Ну, тогда все понятно: он поперся назад в Романов. Но в этом случае сейчас он уже наверняка покойник, а значит, на втором ходу я угадала. Подставляй зуб! – наклонилась она к трубнику.
– Ты не угадала, – сказал Ломон. – Ни на втором ходу, ни на третьем.
– Ну а где же тогда он?
– Он – это я, – ткнул двуединый себе в грудь пальцем. – А я – это он. Потому я теперь не Лом, не Капон, а Ломон.