Саймону быстро стало скучно. Он не любил природу и считал, что соприкосновение с ней следует сводить к минимуму. Но даже его проняло, когда пожилой смотритель провел их на территорию амурских тигров.
Животные выглядели прекрасно. Они словно выражали скрытую силу, грациозную мощь и великолепное презрение к окружающему миру – готовое при этом вспыхнуть ярким и внезапным гневом. Наглядно это проявил эпизод, когда кто-то из шибанутых сопляков решил пощекотать себе и окружающим нервы – и, шагнув за барьер, оказался в паре метров от крупного, флегматичного на вид самца. Тот в момент ощетинился, вскочил, прижал уши, зарычал… Хорошо, что у паренька хватило ума не окоченеть от страха и совершить переход обратно за границу поля. Смотритель чуть не поседел, а отцу, всемогущему Фишеру, пришлось долго извиняться – и даже выплатить штраф. Точнее, «добровольное пожертвование на нужды парка».
Именно реакция тигра на возникший перед носом раздражитель пришла на ум молодому лоцману, когда он узрел Анжело Оосаву в гневе.
Словарный запас ооновца внушал не меньше уважения, чем выбор напитков в его же баре. Вполне возможно, что он мог чему-то научить как впечатленного Саймона, так и безвременно покинувшую место своего заключения Магду. Именно в адрес последней и оказалось направлено большинство ругательств.
– …сука! – выдохнул наконец замглавы Четвертого комитета. – Нет, ну как она нас всех… А я тоже молодец, стою, уши развесив, жду чистосердечных признаний, ну или хотя бы оговорок, обмолвок… А тут на тебе!
Остальные благоразумно молчали. Фишер-старший, забыв, судя по всему, что он глава могущественнейшей Семьи, взглядом искал, куда бы спрятаться. Мягков задумчиво опирался на орудийную конечность застывшего «Голиафа», а выскочивший оператор, юркнув за машину, тихонько препирался с главным надзирателем. Охранники выбежали из зала – видимо, занимать места по тревожному расписанию. Саймон же продолжал воздвигаться памятником сосредоточенности недалеко от опустевшей камеры.
Впрочем, молчание никого не спасло. Пропесочив беглянку со товарищи, Оосава напустился на лоцманов:
– А скажите-ка мне, любезный Соломон, что за kusou[28] здесь происходит? – наступал невысокий относительно собеседника Анжело. Его оппонент, вытаращив глаза, медленно пятился и порывался поднять руки. – Кем, по-вашему, могли бы быть сообщники наших беглецов? Уж не лоцманы ли это?!