– Не виноватая я! Батюшка, матушка, чего он на меня наговаривает?
А сама потом шипит на ухо:
– Ещё раз пожалуешься, щенок, я тебя так напугаю, что имя своё забудешь.
И однажды Радосвет даже жаловаться перестал. По-прежнему боялся – от каждого шороха вздрагивал, – но теперь уж молчал. Ведь если расскажешь – только хуже будет!
Он немного воспрянул духом, когда к сестрице потянулись женихи – сперва из ближних земель, а потом и заморские принцы. Ясинка ведь, несмотря на дурной нрав, была на диво хороша собой: глаза как яхонты, волосы – чистый лён, идёт – как лебедь белая плывёт.
Вот только надеждам на скорое замужество сестры не суждено было сбыться: ни один из женихов не пришёлся взбалмошной царевне по душе. Приходили они с дарами богатыми, с песнями любовными, а в ответ получали лишь насмешки да обидные прозвища. Дескать, этот некрасивый – значит, Принц-страшила. Тот ростом не вышел – Король-с-ноготок, а третий глуп как бревно – стало быть, Чурбан-царевич будет. Начали тогда и саму Ясинку Переборчивой Невестой величать, а ей только в радость. Знай, ходит, нос задирает. А однажды сказала так:
– Растёт у царя-батюшки во дворе старый ясень – ствол в три обхвата, листвой солнце закрывает. На нём живёт птица дивная: поёт так сладко – заслушаешься. Только никто эту птицу не видал, ибо прячется она в густых ветвях. Кто сделает так, чтобы солнышко в мои покои проникало, да птицу чудную споймает и принесёт – за того замуж и пойду.
Уж что только царевичи и королевичи не делали: и рубить Ясинкин ясень пытались, и залезть по гладкому стволу пробовали, и колдовские ветры буйные насылали, чтобы тот сам упал. А ясень стоит – и хоть бы хны.
Царь Ратибор уже не знал, что и делать. Ведь всякий, у кого сегодня не получилось, говорил: мол, завтра попробую, – а сам во дворец пировать. Цельный год пришлось гостей потчевать, никто так и не уехал. А казна даже у дивьего царя не бесконечная!
Зато Ясинка радовалась пуще прежнего – и внимание ей, и почести, и ласковые слова в уши. Царевич Радосвет сам видел, как она ночами свой ясень настоями из трав поливает да чарами укрепляет, чтобы ещё выше и крепче рос. Пытался женихам правду сказать, но ему, как всегда, не поверили. Лишь отец, сурово сдвинув брови, молвил:
– А коли и так, что в том дурного? Истинному испытанию надлежит быть сложным.