Рихард
отметил изменения, но ничего не сказал, лишь ехидно хмыкнул. Мне
даже обидно стало: я рассчитывала по меньшей мере на восхищенный
взгляд и пару комплиментов. И этот человек обвинял меня в том, что
я похожа на камень! Ничего, посмотрим вечером, как он запоет после
любовного зелья. Так что я не стала показывать разочарования, а
радостно улыбнулась и вручила стопки увесистых томиков. Он ничуть
не расстроился, достал из кармана несколько артефактов, уменьшающих
вес, и прикрепил к книгам. Запасливый какой. А я уже предвкушала,
как он будет пыхтеть и потеть под тяжестью учебников.
– Больше ничего не берешь? – он кивнул на мою
небольшую сумку, где лежали в основном вещи для работы.
– И так много получилось, одежду я потом
заберу, – пояснила я. – Самое необходимое я взяла. Сегодня все
равно сюда не вернемся: там убрать надо, а это не на один час.
– Я помогу, – сказал он, правда, без особого
энтузиазма.
– Я не люблю убирать, когда кто-то смотрит. –
Недовольство его предложением я и не пыталась скрыть, ведь первым
пунктом у меня шло отнюдь не наведение порядка. – Так что, если уж
тебе совсем нечем заняться, можешь сходить купить что-нибудь из
продуктов.
– С удовольствием, – повеселел он. – Список
напиши, что надо.
На этом мы и порешили. Но когда я вместе со
списком, а он получился весьма внушительным, попыталась вручить ему
еще и деньги, меня ожидал очередной удар – брать он отказался
наотрез.
– Рихард, это неправильно. У нас договор, и
хотя ты его нарушаешь, ты не обязан меня кормить. Давай поделим
траты.
– Чем это я его нарушаю? – не согласился
Рихард. – Я сразу сказал, что полностью к твоим услугам. Если
хочешь, прямо сейчас. Вот только кровать застелим. А с едой... Так
я ем больше, готовить, как я понимаю, будешь ты, значит,
справедливо, если продукты покупать буду я на свои деньги.
Я даже не сразу нашлась, что ему ответить, но
потом меня осенило:
– Давай по очереди и готовить, и покупать.
Тогда точно все будет справедливо.
– Я бы с удовольствием, – ответил он с ехидной
улыбкой, – но у меня с плитой сложные отношения, меня к ней
допускать нельзя, все равно ничего съедобного не выходит. Максимум,
на что я способен, – это порезать что-нибудь. Так что извини,
дорогая.