Они не вышли ещё за дверь, к которой мать почти силой толкала Улину, когда с противоположной стороны отворилась дверь и ворвался новый гость, вид которого всполошил женщин. Как можно скорее они скрылись за портьеру.
Семко, должно быть, догадался, кто в это время без спроса может к нему входить; даже голову к нему не повернул. На пороге стоял мальчик в довольно странной одежде, едва вышедший из детских лет, ребёнок, но уже не по-детски смелый, уверенный в себе, дерзкий, словно не признавал над собой ничьей власти. Может, едва пятнадцатилетний, с очень красивыми чертами лица, с почти женским изяществом, с длинными волосами в локонах, с чёрными глазами, полными огня и проницательности, мальчик был одет наполовину как ксендз, наполовину рыцарь.
Верхняя одежда имела крой и цвет сутаны, только была короче, чем обычно у духовных лиц. Перепоясанная ремнём, сделанным для меча, она также была в разногласии с висевшем через спину охоничьим рогом из кости и позолоченной латуни, на зелёной верёвке.
Из-под полусутаны выглядывала облегающая одежда и остроносые ботинки со шпорами. В руках он держал колпачок, очень непохожий на берет, с пером и декоративной цепочкой у застёжки.
Личико, раскрасневшееся от дороги, светящиеся глаза, открытые уста смеялись весело и смело.
– Ты припозднился с охотой! – сказал, оборачиваясь, Семко.
– Разве мне было к сему и к кому спешить! – сказал входящий фамильярно, бросив колпак на стол. – А у вас какие-то гости?
– Ты о них знаешь.
– Как же не знать, встретив чужих людей во дворе, – сказал юноша. – Из Великопольши, из Куявии! Кто это? За чем?
Семко повернулся, довольно неохотно отвечая на вопроса.
– Гость, старый знакомый, приехал с поклоном, – сказал он. – Ты знаешь всё-таки или слышал о Бартоше из Одоланова.
– Кто же его не знает! – крикнул мальчик. – Он славится как храбрый рыцарь.
Князь зевнул.
– Ты, должно быть, голоден, время позднее, иди поешь и ложись спать. Мне пора.
Этим мальчик не дал себя так легко прогнать.
– Ты знаешь, – сказал он, – я медведя убил. Собаки его драли, но я сам ему ухо копьём проткнул.
– Как для будущего ксендза-епископа, – сказал Семко, – совсем неплохо…
При упоминании слова епископ юноша нахмурился и топнул ногой.
– Правда, отец мне приказал надеть духовную одежду, – сказал он гордо, – чтобы вам двоим осталось больше земли, но меня сутана обжигает и обременяет. Кто знает, не сброшу ли её завтра в кусты… а доспехов не надену? Об этом ещё для двоих бабка предсказывала.