– Пока сухая погода, надо бы успеть до дождей и морозов, -начал говорить Пётр отцу.
– Надо бы! Ты скажи, когда покинешь то нас? – искоса смотрел отец на старшего сына и будто ждал подвоха, – А то живём не знаем ничего, какие там мысли у тебя в голове роятся.
– Думаю по весне, а там как Бог даст. Батя, не думай, я в обузу не буду.
– Дурья башка. Ды разве, я об этом думаю? Обуза, – Фёдор Романович сплюнул и начал сыпать курам, – Цыпа-цыпа-цыпа.
– Прости, бать. Не хотел, обидеть, – разводя руки в стороны, умолял сын отца.
– Ну, ладно. Будя, будя. Давай-ка за лошадкой сходим, солому надо привезти от Палыча.
Дело у мужиков спорилось, работа кипела. С раннего утра трудились они и старались дотемна успеть закончить кровлю. Грязные, уставшие, но довольные работой сидели отец с сыновьями на скамейке прислонившись к дому.
– Ну вот, слава Богу! Закончили – вытирая пот со лба, выдохнул Фёдор Романович, – Я там с Палычем договорился, баньку он нам истопил. Попаааримся.
Отец обнял руками своих старших сыновей Петра и Павла и радостно засмеялся:
– Ха-ха-ха, дожил, вон каких орлов вырастил. Нуууу, готовы под мой веник спины подставить?
– Ооох, хорошее дело, батька, – кричал Пашка.
– Посмотрим, кто кого отхлещет, – прикрикивал Пётр.
– Принимай работу, мать, а мы к Палычу, – скомандовал Фёдор Романович и войдя в избу начал собираться.
Марья Ильинична приложив руку ко лбу, оглядывала новую кровлю, бегали вокруг ребятишки, лаяли от радости собаки, и такая навалилась на Петра тоска от всего этого. Так ему хорошо было. Понимал он, что уходить скоро, а вот оставить их жалко.
– Родители стареют, как они без него будут? – думал Пётр. Ну да, Пашка мужик в доме, сам уже отец, помогает. Ох, ну, что ж так ломает-то, Господи?
Пётр перекрестился, глубоко вздохнул и улыбаясь на детвору кинулся их обнимать, да целовать.
– Эх, вы ж мои милые. Ну давай, кто кого? – радуясь кричал старший брат.
Понимал он, что не просто всё, враг рода человеческого будет стараться сделать ещё невыносимей расставание с семьёй. В глубине сердца Пётр всегда творил молитву, просил Господа, чтобы укрепил его сердце и волю.
Баня у Палыча была довольно большая, втроём они вполне умещались в парной. Отец уложил на лавки сыновей и попеременно двумя вениками хлестал покрасневшие спины.
– Уфф, уфф, – дышал Фёдор Романович, -Ааа, агааа, всю дурь выбью, всю хворь прогоню.