быстро на ход ноги,
вы б разошлись.
Вечер сыт, тяжёл
точно твои шаги.
Точно как руки – дрожит ольха,
вот и летит доска
наземь. Помянут твой визави,
шаришься по кустам…
Вроде бы – все.
Ты идешь домой.
Я – остаюсь один.
Пахнет травой и лесной землёй
после дождя.
Аминь.
И не сказать, чтоб что-то было плохо.
Не хуже, чем во времена отцов:
всё тот же штиль и та же суматоха,
всё тот же вечный бал выпускников,
что отбыли положенные сроки —
кто в школе, кто в тюрьме, кто вообще,
и, тут же позабыв свои уроки,
осознают унылый ход вещей:
что новой жизни нет ни тут, ни после,
есть только шуба с барского плеча,
с конями цирки, карусели, вбросы;
есть банька, но она не горяча;
есть вечная надежда – что морковка,
а ты плетись за нею, как ишак.
Беги по пальцу, божия коровка,
спеши! А то и пятнышек лишат.
Лети на небо! Не неси мне хлеба,
не возвращайся, добрая душа.
Скажи, зачем мы только рвали глотки,
нутро вскрывая Господу в упрек?
На холоде стоит бутылка водки,
и не сказать, чтоб я её берёг.
Ни рифм, ни строчек, пусто в голове.
Течёт по Петроградской жизнь куда-то,
где мы лежали в скошенной траве,
и брат не шёл с проклятием на брата.
Да было ль это? В веке ль золотом,
где лев не раскрывал на агнца пасти?
Мы многого не помним о былом,
хотя живём давно лишь им, к несчастью.
Всегда был беспринципный королём.
Была толпа, что зад ему лизала
за деньги, за приветливый приём,
за титулы и грохот тронной залы.
Но с ними всё понятно: грязь и грязь.
Что делать, мне скажи, с другой толпою,
что принимает власть, покуда власть
клянётся сохранить её в покое?
Гордыню ставя в мачехи уму,
внушает исключительность забывшим,
что рая нет. Что не коты, а мыши
несли по миру язву и чуму.
Их счастьем было просто пренебречь,
и злобу их теперь направить просто,
произнеся бессмысленную речь
с загадочной улыбочкой прохвоста,
и сбросить кожу, должность и лицо,
готовя мир для новых подлецов.
И платят дети за грехи отцов
грехами, замыкая путь в кольцо.
И здесь, и там – отнюдь не век златой,
тяжёлый сон над судьбами довлеет.
Пройдёт война, как сходит снег весной,
но разве кто снежинку пожалеет?
Апрель. И мокрый снег идёт в развалинах зимы.
Невыносимо всё, чего не ожидали мы.
Две тыщи лет вчерашний день: панельные дома,
война, чума и старики, сходящие с ума.
Мы ждём Христа, мы ждём потоп,
мы ждём метеорит,