Смерть заберет с собой осень - страница 11

Шрифт
Интервал


Я не смог удержаться и злобно прыснул:

– Тогда вы не можете быть настоящим.

– Почему же? – Он продолжал смотреть куда угодно, но только не на меня, словно я был пустым местом. – Я умею ходить, говорить и думать. Как утверждал Декарт, если ты, конечно, знаешь, кто это: «Я мыслю – следовательно, я существую».

– Декарт лишь философ, а не все философские изречения – истина.

– Ну разумеется. Познать природу бытия невозможно.

Он грустно улыбнулся, поворачиваясь ко мне. Вместе мы выглядели невероятно нелепо: я пытался скрыться и утонуть в своей тонкой одежде, он же шёл так, словно вокруг не царила яростная метель, а светило тёплое летнее солнце, ласкавшее кожу. Было в этом парне без имени что-то настораживающее и противоестественное, но я не мог понять, что именно.

– Тогда скажи мне, – он закусил нижнюю губу, – кто из всех философов тебе ближе?

– Зачем?

На самом деле я пытался оттянуть время, чтобы перебрать их в своей голове и вспомнить, кто какие направления представлял, потому как курс философии остался в предыдущем семестре. Почему-то ужасно не хотелось ударить в грязь лицом. Чисто из принципа.

– Просто удовлетвори мой интерес.

В голове всплыл только один человек, который буквально требовал, чтобы из всего длинного списка я выбрал именно его. Мы были похожи: оба считали, что человеческое существование абсурдно, и вместе с тем каждодневно ощущали дыхание смерти в затылок, что и заставляло из раза в раз прокручивать назойливые и порой огорчающие мысли, точно заевшую пластинку:

– Камю.

Мы свернули с главной дороги. Я просто хотел проверить, что он начнёт делать, когда шумный поток людей останется где-то позади. Всё ещё не верил, что он просто взял ответственность за мою жизнь на тот краткий отрезок времени, что мы шли от станции к моему дому. Мы всё углублялись в узкие и порой тёмные закоулки, где он с лёгкостью мог бы ударить меня по голове и сбежать, но незнакомец продолжал обдумывать мой ответ, смотря только вперёд.

Холодный белый свет от ближайшего фонаря скользнул по его бледному лицу, придавая ему ещё бо́льшую неестественность. Парень усмехнулся и, склонив голову набок, прошептал:

– Какая ирония!

Я смутился и не нашёл в себе силы возразить. В этом он был несомненно прав.

– Камю, если я не ошибаюсь, был против самоубийства, потому что это наиболее лёгкий вариант из всех.