В детстве у нас было две собаки, и я любил их обеих. Одна была дикой, с которой я просто не мог контактировать. Вторая была очень ласковой, и я мог почувствовать связь с ней, но, очевидно, не такую, какую я мог бы иметь с другим человеческим существом. Для меня было очевидно, что ни одно животное не может посмотреть на себя со стороны и решить изменить своё поведение. В детстве я смотрел анимационный диснеевский фильм «Книга джунглей», в котором король обезьян поёт: «Я хочу быть человеком, детёнышем человека, и прогуляться прямо в город… Я устал обезьянничать». И всё же я осознавал, что в реальном мире животные думают и чувствуют не так, как люди. И они не могут научиться вести себя как люди.
Для меня «недостающим звеном» в материалистическом объяснении является самоосознание: способность мысленно выйти за пределы себя, посмотреть на себя, решить, что существует определённый, нежелательный тип поведения, а затем сознательно выбрать изменить это поведение. Я делал это так много раз в своей жизни, что для меня это самоочевидная реальность. Я знаю, что ни одно животное не может этого сделать. Я также знаю, что комок инертной материи между моими ушами не может этого сделать. Я могу выйти за пределы себя, но мой мозг не может выйти за пределы моего черепа. Поэтому, когда «научный» материализм говорит мне, что всё моё сознание является продуктом моего физического мозга, это совершенно неправдоподобно для меня. Почему? Потому что это противоречит моему повседневному опыту. Я знаю, что я более, чем материальное существо, и я знал и испытывал это с самого рождения (на самом деле гораздо раньше, но давайте не будем забегать вперёд).
Когда учитель рассказывал мне, что теория эволюции научно доказана, я знал с внутренней уверенностью, что должно быть что-то ещё. Когда священник рассказывал мне, что всё, что мне нужно знать, может быть объяснено христианскими доктринами, я также понимал, что должно быть что-то ещё. Вот почему ни религия христианства, ни религия материализма не смогли удовлетворить моего любопытства к жизни. У меня были вопросы, на которые они не могли ответить, и именно поэтому я знал, что должен искать ответы в другом месте. Я знал, что мои вопросы правомерны, и что где-то есть ответы.
Что же мы тогда за существа?