И я пошёл, оставив Кускову под баскетбольной сеткой. Это было не очень-то вежливо, но кролик-мочалка припустил со всех лап, и у него были на то причины.
Я выбежал на крыльцо и чуть не сбил Маринку. Она задумчиво доедала булку, запивая её соком из пакетика.
– Ты чего домой не идёшь? – Я знал, что сегодня у Маринки нет никаких кружков. Не то чтобы я слежу за её расписанием, а просто.
– Ключи забыла, а к маме на работу неохота ехать. Может, в библиотеке посижу, домашку поделаю.
Я понял, что это мой шанс.
– Ты ветрянкой болела? – Я скрестил пальцы за спиной.
– Болела, – Она заулыбалась. – Хочешь Огурцова навестить?
Понимаете теперь, почему с Дёминой всем легко? Мы купили по хотдогу в ближайшем кафе и отправились к Юрику. Мне это было выгодно со всех сторон. Во-первых, он не станет при Маринке поднимать вопрос кто кому настоящий конь. А, во-вторых, и это главное, мне нужно было прикрытие не только в психологическом смысле.
– Слушай, – я чуть не поперхнулся от пришедшей в голову мысли, – а сколько банок было в коробке?!
Она посмотрела на меня, как на больного, но потом сообразила, что я про медуз, которые мозги.
– Три. Или….
Тут она отвлеклась и проводила взглядом Коня, осторожно несущего Лидочкин рюкзак. Миха с Лидочкой жили на разных улицах, но шли почему-то в одном направлении. Маринка тряхнула головой:
– Нет, Сева, кажется, четыре.
– А ты не думала, зачем одной выставке столько одинаковых экспонатов?
– Хм… – сказала Маринка, доставая телефон.
Она едва успела заснять парочку, почти скрывшуюся за углом.
– Хм… – повторила она, разглядывая снимок. – Жалко. Не получилось.
Я заглянул в экран. Голова Коня размывалась, как будто он ей дёргал в момент съемки. Лидочкины волосья тоже поплыли облаком. Фокус был смещён на нижнюю часть кадра. И меня крепко насторожило то, как аккуратно Миха держал Лидочкин рюкзак. Так несут сумку с чем-нибудь хрупким. Это пугающе дополняло уже собранные в моей копилке сведения.
– Интересно, куда они? – подумал я вслух.
– В бассейн, – ответила Маринка и сама удивилась своим словам. – Только… это всё как-то не стыкуется. Миха её на большой перемене позвал. Староконь – Рубанову, прикинь?!
Я вообще-то прикидывал. Конь давно сох по Рубановой, и проявлялось это в безудержном хамстве. Миха понимал, что между ним и Лидочкой стоит непреодолимая стена. Проще говоря – отец Рубановой, который поправит Коню хребет, если увидит на пороге. Но эту стену Миха, может, и прободал бы, только Лидочке было плевать. Такими, как Конь, она брезговала. Если бы могла, Лидочка залила бы его антисептиком с головы до пят, но и тогда не снизошла бы до разговора.