– А пять процентов? – немедленно спросила белобрысая Настя. У этой не соскочишь…
– Пять процентов – это изолированные племена, которые и рады бы подраться – но не с кем.
– Как мы? – хихикнул кто-то из середины аудитории.
– Да, как вы, – подтвердил я совершенно серьёзно. – Но, как только обстоятельства меняются, и они начинают соприкасаться с другими народами, тут же начинается взаимная резня. В норме для примитивных племён смертность от военных действий составляет до тридцати пяти процентов мужского населения. То есть, если бы вы были какими-нибудь индейцами… Знаете, кто такие индейцы?
Дети закивали, кто-то изобразил пантомимой луки и томагавки. Наверное, в здешней библиотеке есть книги Фенимора Купера.
– Так вот, если бы вы были индейцами, треть мальчиков погибала бы в непрерывных племенных войнах. Цивилизация, при всей видимой масштабности современных баталий, этот процент не увеличила, а очень сильно сократила. В самой масштабной – пока – войне современности, Второй Мировой, наша – то есть, в некотором роде, и ваша, – страна потеряла около двадцати миллионов человек. Это чудовищная цифра, но это всего двенадцать процентов населения. В самые тяжёлые годы войны общая смертность не поднималась выше двадцати процентов. У индейского мальчика шансов выжить было куда меньше.
Дети призадумались. Я подумал, что только что здорово снизил популярность игры в индейцев. Если, конечно, здешние дети в них играли. Они вообще играют? Ни разу не видел.
– Первые хомосапиенсы из верхнего палеолита долбали друг друга каменными топорами почём зря. Следы на костях в захоронениях говорят об этом со всей определённостью. Да что там, даже шимпанзе, наиболее близкие к нам по организации общества обезьяны, и те не дураки повоевать. А уж когда население северного Причерноморья в конце четвёртого тысячелетия до нашей эры научилось плавить бронзу и запрягать лошадь в колесницу… От Шотландии до Памира не осталось мужчин другого племени, только исследования ДНК позволили учёным судить о существовавшем там раньше человеческом многообразии.
– Но почему? Почему люди такие… злые? – ну вот, моя белобрысая оппонентка чуть не плачет.
– Ты не права, Настя, – мягко ответил я. – Люди воюют не потому, что злые, а потому, что добрые.
Оглядел притихшую аудиторию и продолжил: