Его нельзя любить - страница 59

Шрифт
Интервал


– Водку будешь?

– Давай. Я Ян, кстати.

– Егор, – мужик пожимает мне руку. – Вы чего в полях забыли? Как ты умудрился ее одну ночью прокараулить? У нас места не особо людные, но опасностей и без этого хватает.

– Перевяжи, – шиплю на Нику, и она хватается за бинты.

– Твой монстр привит? – кошусь на Егора.

– Привит. Привит. Держи, – протягивает мне стопку и следом наливает себе.

Пью залпом. Морщусь от горечи и возвращаю стопку на стол. Ника к тому времени уже завязывает бантик.

– Ты еще блестками укрась.

– Хватит на меня орать, – подает голос и давит пальцами прямо в место укуса.

– Ай. Дура, что ли?

– Сам дурак! Спасибо, что отогнали собаку и помогли, – обращается уже к Егору.

Чернявый мужик кивает. На вид ему лет сорок, может чуть больше.

– Вы туристы?

– Ну почти.

– Можете на ночь остаться.

– Спасибо, – Малинина ему улыбается и помогает убрать аптечку.

– Только комната у нас свободная одна.

– Он поспит на диване, вот тут, – снова Ника.

– Сама поспишь на диване. Комната где?

Егор какого-то хрена лыбится и показывает рукой на дверь.

– Ага. Спасибо, – киваю и поднимаюсь с места.

Глупость идет следом, правда, сначала рассыпается в благодарностях перед хозяином дома.

Распахиваю дверь, быстро осматриваясь в полутьме. Здесь одна кровать, две тумбочки и куча книг на полках. Супер, спать в пыли от этой макулатуры.

Заваливаюсь поперек кровати, наблюдая за Малининой. Она подходит к окну, смотрит куда-то вдаль и громко вздыхает.

– Ты заметила, что даже по нужде без проблем сходить не можешь?

– Отстать от меня.

Она стягивает кофту и ложится на самый край. Моя башка теперь почти упирается в ее спину. Отодвигаюсь, растягиваясь в длину кровати, и завожу руки за голову.

Глупость долго вертится, а потом забирается под покрывало.

– Я из-за тебя, между прочим, теперь почти инвалид.

– Мало тебе.

Она так резко поворачивается, что мне на мгновение кажется, что сейчас опять зарядит по морде. На инстинктах даже чуть отшатываюсь в сторону.

– Ты, скорее, станешь инвалидом за свой длинный язык.

– Ты не первая, кто мне это говорит.

– И не последняя, уж поверь.

– А говорила, что у меня с эмпатией проблемы. Я почти при смерти, а ты на меня еще и орешь, – говорю с наигранным возмущением.

Малинина молчит. Лежит на спине. Либо в потолок пялится, либо уснула там, что ли?

Ну и хрен с ней. Закрываю глаза, чувствуя, как боль медленно отпускает.