– Это да… Ладно, моё дело предложить, твоё – отказаться, – Ромео, тактично откашлявшись, улыбнулся, обозначив реверанс, и скрылся за дверьми белой кареты с красными крестами.
Вова вернулся в дом, медленно наполняющийся озябшим теплом, тянущимся волнами из кухни, где горбатый чайник отчаянно выдыхал пар, истерично плюясь раскалённой слюной и наглухо залепив крохотное окошко кухни газообразной водой. Вова провернул вентиль. Газ замер в трубе, и иссиня-жёлтый огонь прекратил танец.
– Капэка! Кис-кис! Жрать иди, скотина-тварь! – прикрикнул Вова, насыпая сухой корм в зелёную кошачью миску.
Вовин голос не произвёл должного впечатления на зверя, но вот сыпучий, трескучий звук наполняемой любимой тарелочки совсем другое дело. Кот через секунду возник из ниоткуда и уже во всю хрустел кормом.
Кофе растворялся под кипяточным водопадом, пышущим паром. Кусочки сахара, спрессованные в далеко не совершенные геометрически кубы, упали, смущённо булькнув, в чёрное золото. Нерадивая бесконечность утреннего полёта мысли, обречённая на падение в бытовую грязь после первого глотка кофе, окончание медленно обрела: будильник, извечно внезапный, извечно измождённый своими утренними напевами, зазвучал, всё разрастаясь и полнясь объёмами, пиано пианиссимо: «Wake me up when september ends». Годами выработанный рефлекс вырванного из сна тела спешно выключить мелодию, оповещающую о старте будничной рабочей беготни, был разумом сознательно сдержан по двум причинам: во-первых, на былую работу больше идти не нужно, во-вторых, будильник хорошо пел.
Вова пытался вспомнить то далёкое, по-доброму забытое ощущение жизни, которым обладал, когда слух впервые был этой мелодией обласкан. Но мгла последующих тяжёлых воспоминаний залила душу до краёв, и чтобы найти тот свет, нужно погружаться с головой в едкую нефть неверной памяти. Но стоит ли оно того? Наверное, нет.
Кофе клубился и извивался невесомыми лоскутками пара, точно кто-то выдыхал из чашки тепло тела в студёный воздух комнатной осени. Кофе ткал аромат из истолчённых зёрен и горячей воды, источал его, густой, влажный и властный, по жилищу. Вова дул на круг чашки, остужая кофейный пыл, а напиток, напротив, дул на него, огонь внутри разжигая для того лишь, чтобы растолкать тлеющие угли давно переспевшей необходимости перемен.