– Не-е-т. Неужели ты думаешь, я оставлю тебя одну, хоть на секунду? – зарубил он на корню мою надежду.
Можно было и не сомневаться, извращенец долбанный! Переодеться было необходимо. Мирон прав, ни к чему мне ехать в рваном платье.
Господи, это было настолько же унизительно, как чувствовать внутри себя пальцы Мирона. Он сейчас меня не трогал, просто смотрел, причём вообще без интереса, как будто я часть мебели. Сложив руки на груди, он просто ждал и, казалось, терял терпение оттого, как долго я вожусь.
А повозиться пришлось. Чтобы не терять остатки гордости, сначала я натянула на себя штаны, не снимая платья. Таким образом, нижняя часть тела осталась прикрытой. А вот верх…
То ли замок сломался, то ли его заело. Стоя спиной к Мирону, я пыхтела, заведя руки за спину, но он ни в какую не поддавался!
– Стой смирно! – раздался голос Мирона прямо над моим ухом.
Я подпрыгнула от неожиданности, а потом замерла, чувствуя, как платье на спине разъезжается в стороны. Он снова стоял слишком близко, обдавая меня своим запахом, наводящим ужас.
– Столько возни с тобой, – раздражённо сказал он мне в затылок. – Давай быстрее, Ульяна! Ты испытываешь мою доброту на прочность!
У него есть доброта? Ага, конечно!
Повторять не было нужды. Молниеносно я скинула платье, точнее то, что от него осталось и набросила на себя также быстро кофту.
– Я готова, – несмело обернулась я к Мирону.
– Шампунь.
– Что?
– Ты забыла шампунь, – напомнил он, посмотрев на меня, как недоразумение.
– Ах, да… – виновато вздохнула я. – Он в ванной.
Выскочив пулей из гардеробной, я побежала за косметикой. Сгребла в мусорный пакет все, что под руку попалось. В тумбочке в ванной я обнаружила перцовый баллончик. Сомнений в том, что он мне тоже пригодится, не было. Спрятав его в пачке прокладок, я почувствовала себя чуточку уверенней. Какой-то там баллончик не поможет мне отбиться от шайки Мирона, но всё же…
Раз Мирон позволил мне всё это взять, значит, я буду жить в нормальных человеческих условиях?
Ни фига это не значит, зря я себя успокаиваю, но надежда умирает последней.
Что же со мной будет, господи?