– Если я потеряю тебя, я стану агрессивным. На кого выльется эта агрессия – не понимаю, но я начну дергаться изо всех сил, чтобы вырваться из боли, и это разрушит меня и всё мое окружение.
– Песец! – подвела итог Вика.
* * *
Я услышал, как малышка ругается по телефону с матерью. Позвонила, чтобы проверить, как дела, рассказать, что мы узнали – и вот. Орут друг на друга.
После разговора встрепанная Вика вернулась ко мне на кухню.
– Это кошмар! Стала выносить мне на мозг, что я не так живу, и парень у меня не тот, и сама я не такая.
Я обнял ее рукой за бедра, прижал слегка к себе.
– Она больна?
– Похоже. Раньше она держала всё это в себе, а тут вдруг вывалила на меня.
– Какая у нее форма безумия?
Я понял важную вещь – умение быстро определить форму безумия у человека станет для нас жизненно важным. Все люди стали опасными, но от формы безумия зависит, что именно может спустить крючок и вызвать вспышку агрессии.
Вика задумалась. Успокоилась.
– Знаешь, она говорила, что у нее теперь новая жизнь начинается. Она и раньше монашкой не была, так что думаю, что-то связанное с эротоманией.
Мне было неприятно представить потенциальную тещу голой на улице, с топором, пристающей к мужчинам, но определенно она находилась в группе риска. Справедливости ради надо заметить, теща в голом виде даже с топором выглядела бы не так уж и плохо. По типажу она на Вику похожа, стройная и светловолосая.
– Хочешь попытаться забрать ее к нам? – уточнил я, еще не представляя, как это можно было бы реализовать.
– Вряд ли. Она четко сказала, что я мешаю ее личной жизни. Если даже мы ее уговорим, она станет видеть в нас помеху и превратит нашу жизнь в ад. Поверь, она и здоровой это умела.
Вздохнула.
Вика была тесно связана с матерью. Часто перезванивались, регулярно встречались. Такие вот у них были отношения – тесные, но болезненные. Потому и болезненные, что тесные. А теперь придется их рвать, жить вместе они не смогут.
* * *
Я нехотя взял свой телефон. Надо было и мне позвонить родителям.
С этим у меня было сложно. Мы редко общались с тех пор, как я уехал из их дома, я звонил не чаще раза в месяц, они и вовсе не звонили. И общаться нам было сложно – я не мог найти тему для разговора, общих интересов не было, такие разговоры меня тяготили.
Мои родители не были хорошими людьми, но сделали много хорошего. Это рвало мое отношение к ним на две половинки, которые сложно состыковать. Я был должен им, и мне было больно с ними.