Рина примеривается к своей ноше поменьше. Хорошо, что ручки вёдер усовершенствованы удобными для ладоней деревянными рукоятками, но Рина, попробовав их поднять, прикусывает губу: как с честью взойти на горку обратно, при такой тяжести?
– Кто лишку захватил, в русло отбавляйте, – роняет Ййр, отправляясь по тропе обратно. Шаг ровный, привычный, размеренный. Ни капли ведь не расплеснёт. Коза семенит за ним, оглянувшись на людей с немыслимым ехидством – хотя, конечно, это только так кажется.
Рина отбавляет немного воды. Глупо было бы надрываться, в самом деле. Тем более, прикинув в памяти примерный общий обьём Толстобрюшкиного и питьевого баков, а также умывальника, Рина уверена, что одной ходки за водой будет маловато.
На второй поход Сэм зачёрпывает поменьше. Джинсовые солпины он ещё за первый подъём от колена промочил.
* * *
Когда с этой работой покончено, подсобщик усаживается на крылечке, гладит Миньку – та норовит пристроить голову ему поперёк колен.
– Славно воду носить, когда артелью, – говорит он с улыбкой. Рина, потирая ладони, не может не согласиться, что в одиночку это каторжный труд. Сэм вытирает лицо красной банданой и молча идёт в дом переодеться.
Рина изо всех сил себя останавливает, чтобы не обидеть Сэма непрошенной глупой заботой, не спросить, промочил ли он ботинки, не сказать, чтобы развесил джинсы возле не успевшей остынуть закрытой плиты. К таким мелочам он бывает невнимателен, но всё-таки Сэм более чем достоин того, чтобы справляться самостоятельно, без подобного наседкина квохтанья.
Рина тоже садится на ступеньку, благо крыльцо основательное, широкое. Дотягивается почесать козу за длинным ухом – та прикрыла глаза, млеет от ласки.
– Пойду отведу её к Мэгз, – говорит подсобщик, и голос звучит мягко. – Небось соскучились.
– А нам можно пойти с тобой? – наверное, ей, владелице острова, странно спрашивать у подсобщика разрешения – примерно так же странно, как воду таскать, но…
– Отчего нельзя. Идём.
– Сейчас, только позову Сэма!
Ййр не оборачивается посмотреть, как девчура скинет обувку возле двери, как скроется в доме. Люди, ох, люди. Чуется в Ибрагимовом внучье наследная жилка, крепкая косточка, пусть телесной силы и не добрала пока. Росточек с осиновый листочек, пальцы воробьиные, три раза без привычки с водой к дому взойдя, а сиганула-то, вон, через две ступеньки. Кнабер бугайчик мясной, да пока рыхлый и ходит по земле тяжело. Непонятно ещё, во что перелиняет.