Несмотря на крайне скудное освещение, темных очков Мор не сняла.
– Какого черта здесь происходит? – громко и возмущенно осведомилась она. – Где Уэйнрайт?
Сэм пожал плечами:
– Не знаю. – Он кивнул на стопки книг Мор: – Но думаю, это для вас.
Она повернулась, взглянула на книги сначала безо всякого интереса, но затем принялась рассматривать корешки, и на лице ее появилось удивленное, растерянное выражение. Наконец она стянула с лица очки – те так и остались болтаться в ее руке. Другой рукой Мор взяла из стопки книгу в мягкой обложке, провела серебристым ногтем большого пальца по своему имени.
– Что… что это такое? – спросила она, обращаясь больше к окружающему пространству, чем к Сэму.
– Я надеялся, что вы знаете.
Крепко зажав в руке свою книгу, Мор стала рассматривать другие стопки, узнала романы Сэма. Повернулась к нему, и даже в полутьме Сэм разглядел знаменитый зрачок, черной каплей протекший в радужку.
– Вас тоже позвал Уэйнрайт? Вас?
– Неужели так трудно поверить, что он мог мною заинтересоваться?
– Он, полагаю, мог. Но его аудитория… – Мор пожала плечами. – Хотя, возможно, «Страх в эфире» зауряднее, чем я думала.
Оскорбленный Сэм напрягся.
– Я предпочитаю слово «мейнстрим», – заявил он.
– Не сомневаюсь, – отозвалась Мор.
Скрип теннисных туфель заставил обоих вздрогнуть. Мор всхрапнула, как рассерженный бык. Она не любила, когда ее пугали.
В дверной проем вплыла, заполнив его целиком, громадная фигура: шарообразное туловище на ногах-тумбах. Грудь новоприбывшего ходила ходуном: он пытался скрыть чудовищную одышку. Человек явно спешил, чтобы попасть сюда, а комплекция его к спешке не располагала.
– Это я правильно на интервью пришел? – осведомился он запыхавшимся, но бодрым голосом.
– Чудеса продолжаются, – проворчала Мор.
Сэм узнал Дэниела Манниака сразу. На заре своего писательства он пару раз видел его на хоррор-конвентах, но никогда с ним не разговаривал.
«Более неловкой обстановки для неформального знакомства и не придумаешь», – мелькнуло в голове.
Ясноглазый, розовощекий, улыбчивый бодрячок на четвертом десятке, одет Манниак был консервативно: коричневые брюки, голубая рубашка поло и синий блейзер. На толстой шее висела тонкая золотая цепочка с маленьким крестиком, а на безымянном пальце левой руки сверкало простенькое обручальное кольцо, словно сосиску перетянули золотой ниточкой.