Прошедшее время несовершенного вида… и не только - страница 13

Шрифт
Интервал


Если ей казалось, что я плохо выгляжу, она звонила родителям и просила, чтобы меня получше кормили.

Подруга директрисы – актриса Рина Зеленая с неизменным орденом Ленина на платье – обычно приходила на просмотры работ учащихся.

Однажды я услышал, как, глядя на мои акварели, она сказала:

– Да, все это мы пережили в начале века.

Я терялся в догадках: что именно пережили Рина Зеленая и Наталья Викторовна?


Ненадежная профессия

Мой отец хотел, чтобы я пошел по его стопам, занялся серьезным делом и стал доктором технических наук.

Испытывая пиетет перед искусством, он тем не менее считал, что художник – ненадежная профессия для сына.

Мне же с детства хотелось делать все вопреки ему: я изменил ударение в фамилии с Бруски́н на Бру́скин, придумал категорически другую подпись.

Терпеть не мог технические науки.

Решив, что дело далеко зашло, отец пришел в школу и попросил Гурвича объяснить мне, что у меня нет способностей заниматься искусством.

Преподаватель отказался.

После уроков

Я учился в восьмом классе художественной школы.

На занятиях нам позировала для портрета высокая девушка со свежим цветом лица лет восемнадцати. Учитель обратил наше внимание, что натурщица очень красива.

Она мне приветливо улыбалась.

После уроков я вызвался проводить ее домой.

На прощание она вдруг по-настоящему поцеловала меня в губы.

Получив первый в жизни поцелуй, взволнованный, я вернулся домой и тотчас побежал в ванную.

До утра я беспрерывно чистил зубы и полоскал рот марганцовкой. Мне казалось, что с поцелуем в меня вселились ужасные чужие девушкины микробы.

Я был достойным внуком бабушки-фармацевта.

Гриша, ты слышишь?

Как-то вечером я пришел в гости к матери моей соученицы Галине Григорьевне, давшей мне впервые в жизни почитать Библию.

Стены дома украшали египетские обереги из раскопок и русские иконы. Приглушенно звучала музыка. «Страсти по Матфею» Иоганна Себастьяна Баха.

На столе стоял четырехгранный венецианский фонарик с цветными стеклами и «светил во тьме».

Меня пригласили сесть. Лица сидящих за столом были окрашены каждое в свой цвет – красный, зеленый, синий и желтый.

Хозяйка дома, обложившись древними фолиантами, составляла гороскопы для присутствующих.

Поздно ночью, провожая меня к двери, Галина Григорьевна, смотря через мои глаза в космические дали, медленно и внятно спросила: