– Я уже говорил вам, Нелюбов.
– Но имя-то у вас должно быть? Помнится, вы моего имени добивались.
– Александр.
– Саша, стало быть?
– И так можно.
– Саша – хорошо. Но не люблю. Что это такое, Саша? Намек на возраст? Зря. Не факт, что вы меня моложе… Вылетит – не поймаешь. Помните? Или не вылетит – не поймаешь? Как правильно?.. И то и другое верно. В зависимости от обстоятельств… Боже, как я устал от житейских мудростей! Видите, во что превратился? Все благодаря житейским мудростям… Так что огласите отчество ваше, пожалуйста, будьте любезны. Врач должен иметь отчество… будьте любезны, пожалуйста.
– Вы сказали «врач»? Как вы догадались, что я врач?.. Вы знаете меня?
Осознав, что проговорился, случайно выдав наше знакомство, Кулик, стремясь исправить оплошность, не меняя интонации, с ловкостью змейки повел разговор совсем в другом направлении:
– Всяк в России имеет отчество. Не только врач. Даже тряпичные души. Это и статут, и обратная перспектива. Это, если хотите, то, что в известной степени сбережение нации. Но вот вопрос и задача – чем те тряпичные души заняты? Не задумываясь, отвечаю – толкутся и толкуют. Воркуют и воруют. Обратите внимание, непременно кто-нибудь из них врач. Вот у Чехова – Астров, например. Самый пьяный и самый здравомыслящий. Видите ли, Антон Павлович умудрился придумать, чтобы как в жизни, но взгляд постороннего. Не театр, нет. Не для показа. Докторов, собратьев своих, судя по всему, остерегался. Они у него зернистые, как репортажи в газете. И доктора, и другие. Все. Говорят, говорят, слов не разобрать. Оспа. Нет, каждое слово в отдельности слышно очень хорошо, а в совокупности – гул. Как в жизни… Когда человек говорит, себя забывает. И до Чехова много говорили, и мы много говорим, пожалуй, даже усерднее, чем прежде. Речь, естественно, пересыхает, обмелела до мата… Когда бы Антон Павлович вернулся к нам с небес, он бы знаете что объявил? Он бы объявил, что неверно все писал, что теперь бы написал иначе, поскольку многое понял. Все теперь понял: к истине близко подобрался, но не достиг. А теперь достиг… Мы, пока он отсутствовал, стали совсем другими людьми, но и он стал другим человеком… Чехова больше нет, и не было никогда, а есть некий другой человек, который, впрочем, может быть, и писатель, и, не исключено, что Чехов, но совсем другой человек. Антон Павлович по части псевдонимов мастером был. Пойди – разбери, где он настоящий… А примется заново писать, и мы с вами с изумлением обнаружим, что пишет-то он то же самое. Видите как?.. Все меняется и, вместе с тем остается неизменным… Стоячая вода… Любите Чехова?.. А кого больше – Астрова или Чехова?.. Астров – обреченная фигура. У Чехова все обречены, включая самого Чехова. Но ему, сердечному, впоследствии хуже всех будет.