– Ницше?! Ницше ненавидит евреев, – внезапно вмешивается она в беседу.
– Глупости, Фрида! – Фердинанд отмахнулся от нее.
– Я читала статью в «Берлинер Тагеблат», – настаивает она на своем.
– Критик не понимает Ницше. Невежды ошибаются в своих толкованиях его философии, – Фердинанд рыцарски бросается на защиту выдающегося, по его мнению, философа.
– "Берлинер Тагеблат" – не просто газета для массового читателя, – возражает Фрида, ибо для нее главное то, что хозяин дома вдумчиво прочитывает эту ежедневную газету, орган либерального направления в политике, и этого достаточно, чтобы газета стала для нее светочем.
Она прочитывает все рубрики – о политике, экономике, обществе, искусстве и спорте. Бертель отрывает взгляд от книги и без колебания вмешивается в спор между Фердинандом и Фридой, роняя:
– Ты ошибаешься, Фердинанд прав.
Фрида тяжело дышит:
– Лягушка, что ты понимаешь в Ницше?!
Гейнц начинает хохотать, подмигивает своей маленькой Тролии, обнимает верную экономку за плечи, чем заставляет ее таять. Это его путь улестить ее, особенно в будние дни, когда сердце особенно расположено к нему, когда он не торопится на работу, сидит в кухне, медленно тянет кофе с молоком из чашки и просматривает газету, пуская колечки дыма от сигары, словно машины хозяйской фабрики бастуют, или стрелки часов остановили свое движение.
– Гейнц, – она обычно подгоняет его, – твои дед и отец не теряли время на кухне и не залеживались в постели с книгами и газетами, они рано утром торопились на фабрику.
Она убирает со стола посуду, и продолжает поучать:
– Не полагайся на конторских и секретарш. Учись у деда. В оба глаза следи за рабочими.
Гейнц улыбается, и Фрида вздыхает:
– Если бы не я, Гейнц, давно бы вы собирали милостыню на улицах.
Фрида вышла из бассейна, и Бертель представила себе преподавателя религии. Лицо его искривилось, когда она бросила в пространство класса фразу "Ницше убил Бога". Преподаватель озабоченно тер нос, пока она завершала свою фразу: "Это написано в его книге "Так говорил Заратустра".
Бертель внимательно слушает и запоминает все, что говорит Фердинанд.
Фердинанд, актер в душе, произносит свои патетические монологи.
– Сверхчеловек, – провозглашает он. И, вслед за этим, на одном дыхании воспроизводит основные принципы философии Ницше, – В эпоху опустошенных душ, после "смерти Бога" от рук человека придет сверхчеловек или "раса господ" – подарить человечеству новую мораль, спасти его культуру и вообще Европу, шествующую к катастрофе.