– Добрый вечер, Имран Касумович! Вызывали?
– Добрый!.. Добрый!.. Проходите.
Прокурор, встав, протянул руку – его рукопожатие было крепким. Потом, повернувшись к столу, закрыл тонкую папку, бумаги в которой только что читал, и протянул ее мне:
– Как с делом беглеца?
– На завтра к одиннадцати вызвал еще одного свидетеля. После допроса все станет…
Прокурор нетерпеливо меня перебил:
– Завтра сможешь закончить и все оформить как полагается?
– Думаю, да.
– Прекрасно! Если сможешь, сегодня… – Имран Касумович, спохватившись, посмотрел на напольные часы.
– Сегодня уже поздно. Завтра познакомься с этим, – он указал на папку, которую мне дал. – И, не откладывая, начни. Тут ребята что-то забуксовали. Видать, не по Сеньке шапка!.. Что смогли, собрали. Но это…
Имран Касумович сделал паузу, показав пальцем на потолок, продолжил:
– …на контроле.
Прокурор на русском говорил чисто, но акцент, естественно, пробивался. Кивнув мне головой, типа «свободен», притянул к себе другую папку, опять уселся за свой стол.
Попрощавшись с прокурором, я вернулся в свой кабинет. Посмотрев на объем собранных материалов и убедившись, что за час мне это все не переварить, решил лучше утром пораньше прийти, чтобы без спешки со всем этим разобраться. Поэтому закрыл папку в нашем допотопном сейфе, натянул на ходу свой местами запятнанный серый плащ, вышел навстречу холодному ветру. Ненастье озлобленно хлестало дождем по щекам.
Эпизод 5. Призрак в Капюшоне
Обычно по утрам меня будил репродуктор, висевший на столбе у амбаров с зерном за железной дорогой. Ровно в шесть утра пробуждение народа начиналась с гимна страны. Потом передавали физзарядку в сопровождении музыки. Ну, после новости… и так далее. А в тот день разбудила меня мама:
– Сыночек, вставай. Выгони овечек, пусть немного попасутся около амбаров. Кажется, вчера дядя Бала пригнал их голодными. Блеют без остановки. До школы пригляди за ними.
– А где отец?
Я хотел возмущаться, что он-то спит, а меня заставляют работать с утра!
– Отец с мужиками ушел! – встревоженно прервала меня мама.
Честно говоря, я еще был сонным и не понимал, куда и зачем мог пойти с мужиками отец в такую рань. Пошел так пошел.
Натягивая штаны и заштопанную на локте рубашку, вышел на веранду, заглянув на так называемую «вешалку» – ровный ряд вбитых отцовской рукой гвоздей. Что бы еще надеть сверху? По утрам было очень холодно. Нашел старую-престарую душегрейку. Несмотря на то, что мое худосочное тело можно было обернуть ею дважды, надел ее и, нахлобучив отцовскую папаху, не выключив на веранде свет, двинулся к сараю.