То, что случилось 11 сентября в Нью-Йорке, мне, наверное, было непросто сразу понять, так как в Нью-Йорк в этот день я летела впервые, и когда ходила по улицам Манхэттена, то познакомилась с ним совсем с другим, вне сомнений. Время в мире разделилось на «до» и «после» атак на башни-близнецы.
Уже в Далласе у меня было очень странное предчувствие, и ту ночь, которую я провела накануне съёмок, можно смело назвать метафизической и посвятительной – посвятительной в эгрегор «дядюшки Сэма». Я испытывала приступы удушья и истомы одновременно, абсолютно чётко понимая, что никакие доктора не помогут, знала, что нужно просто переждать, дожить до утра!
На следующий день меня везли на съёмки по пустынным улицам даун-тауна в огромном лимузине, и мне совершенно не хотелось из него выходить.
Сейчас мы едем вниз по улице, где проезжал президент Джон Кеннеди…
На минуту я задумалась обо всём сразу, как это часто бывает со мной, эта медитация «на ходу» по жизни являлась и является палочкой-выручалочкой, тем, что помогает отключиться от реальности и не дать ей проникнуть в личное пространство, в тонкий внутренний лабиринт и соблюсти правильную степень отстранённости от всего окружающего. Шофёр неожиданно начал разговор, прервав надвигавшуюся мыслительную бурю:
– Именно на этой улице произошло покушение на 35-го президента США, в ходе которого он погиб, 22 ноября 1963 года…
Теперь, много лет спустя, мне стало понятно то, что происходило со мной в те дни в Техасе. Особенное свойство – проникать в астральную твердь места и чувствовать на себе плотность прошлых событий. Эмоциональный пласт, сотканный из страданий и переживаний, связанных с этим местом, висел над Далласом и ощущался мной особенно остро после бессонной ночи, вызванной разницей во времени.
Очень хотелось быстрее закончить рабочий день и улететь в Нью-Йорк. Наверное, хотелось испытать что-то новое и проверить правдивость легенд, связанных с этим местом. Масштаб катастрофы сложно было осознать – это можно было только прочувствовать; вобрать в себя, как лакмусовая бумажка, впитать чернильное пятно и слиться с многоступенчатой болью, охватившей Америку осенью 2001 года.
В Нью-Йорке я провела пять недель, и мне не удалось провести ни одной полноценной ночи. Бессонница измучила меня. Днём же нужно было ходить на кастинги и пробы, так как съёмок было значительно меньше в этот период года. Когда меня утвердили на главную роль в рекламном ролике для брильянтов, который должен был снимать сын легендарного Ридли Скотта, того кто снял «Бегущий по лезвию бритвы», агенты и адвокаты столкнулись со сложностями оформления документов, списав это на ситуацию в данный момент и иммиграционным ужесточением. Помимо большой зарплаты, на кону стоял и прорыв на большой экран, так как ролик увидели бы зрители кинотеатров в рекламном анонсе перед сеансом. Было чувство, что это «неслучайная случайность» и кто-то постарался устроить всё именно так, чтобы эта хорошая работа досталась кому-то другому. После этой ситуации от моего доверия к нью-йоркским агентам и к сложившейся ситуации в целом не осталось ни капли, и я воспользовалось первой же возможностью и улетела из Нью-Йорка на съёмки в Барселону. После возвращаться в Нью-Йорк у меня не было ни малейшего желания, и только через десять лет я приехала на премьеру британского фильма в институт кинематографии «Трайбека», где у меня была главная роль.