И вот весь свой понедельник, оповестив полицию, я сидела, сжавшись в ком на диване, и ждала, когда же до меня доберется разъяренная соседка. Я представляла звонок в дверь, ее на пороге, ее поток гнева, злости, ненависти. Открывать ей буду с электрошокером. Покажу, пущу разряд в воздух. Чтобы не совалась. Я не ее маленькая дочка, которую она унижает. Никто не заслуживает подобного отношения.
Спустя час раздался телефонный звонок. Участковый отдела полиции.
– Вы жаловались на шум?
– Нет, не шум. Хотя и шум тоже, но там другое. Мать жестоко обращается с ребенком. Бьет…
– Да-да, – нетерпеливо перебил участковый, – Мы с ней поговорили, провели беседу. Всего хорошего, до свидания.
Он повесил трубку, а я осталась в недоумении – действительно поговорили? Прямо сюда приезжали? А я ничего не слышала… Может спросить у охранника в доме? В нашем доме есть охрана. По квартирам не патрулируют, больше проверяют курьеров, заходящих на территорию.
Решила охрану не беспокоить. Пусть все останется на совести полиции.
Дыра во внутренностях все не исчезала. Я будто физически чувствовала, как в мой живот проник кулак и вырвал кусок, и я теперь как ломоть сыра с надкушенной из середины мякотью. Я включила фильм – отвлечь голову, на что угодно другое отвлечь.
А у соседей в это время загрохотала музыка. Rammstein.
Я сразу поняла, что ее включила девочка. А значит, мама куда-то ушла. Оно сотрясало стены. Вопило. Выло. Извергалось. Корежило. Если бы оно могло убить – оно бы убивало. Я закрыла все окна, закрыла балкон, ушла в дальнюю комнату и закрыла все двери. Так было тише, но все еще слышно. Это был зверь, израненный воющий зверь, крик о помощи в пустоте большого города.