Потому что кадровик Ася была будто и неплохим человеком, но слишком уж… просто болезненно любопытным. Может, если бы ей не отвели отдельный кабинет и дали возможность работать в коллективе и постоянно греть уши, то любопытство не приняло бы такую болезненную форму, а так… человек просто скучал.
При взгляде на меня ее лицо ожидаемо приняло скорбное выражение – брови нахмурились, губы поджались. А этот голодный взгляд жаждущего сенсации из первых уст…? А ведь я морально готовилась к этой встрече, что ж так тошно-то? Хотя, действительно – что мне до этой самой Аси и неизбежных сплетен, если они самая мелкая и ничтожная из моих бед, да и вообще уже завтра меня здесь не будет?
– Анна Ильинична, – руководил Саныч, – завтра это будет в приказе, так что заранее подготовь трудовую Зои Игоревны к выдаче. А ты тогда послезавтра подойди, – обернулся он ко мне.
– Завтра у меня уже самолет, Владимир Саныч, – развела я руками, – а давайте – почтой? Если нельзя получить расчет сразу.
– Много там и не будет, недавно ж зарплата была. Так сильно денежка нужна? – качая головой, Ася опять участливо поджала губы и понимающе опустила очи долу.
– А кому она не нужна? – мирно поинтересовался Саныч, – ну, почтой, так почтой. Оставь тогда адрес.
Так же вместе мы зашли и в бухгалтерию, и я сдала больничный. После быстрого прощания и короткого расшаркивания под пристальными взглядами двух скучающих дам я вышла в вестибюль мокрой, как мышь. Достала из сумочки платочек и промокнула лоб. Это просто слабость, а не трусость, еще чего! Пролежала бревном десять дней, вот и… вот. Прислонилась на минуту к гардеробной стойке, решительно тряхнула головой и шагнула к выходу.
– Зоя! Я тут подумал… – догнал у самых дверей мой теперь уже бывший начальник.
– Держи, я думаю – больше десятки там и не будет. Потом получу за тебя. Суета с переводами… – сунул он мне в руку две красные бумажки.
– Спасибо, Саныч, действительно… – обняла я его, прощаясь еще раз. И думала о том, что очень хорошо, если тысяч шесть наберется. Да и он знал это. Но торговаться почему-то было неловко.
Ничего-ничего, первый акт Марлезонского балета прошел нормально. Второго нужно просто не допустить. Никаких знакомых, соседей, даже к телефону подходить не стоило. Хотя, по-хорошему, нужно бы попрощаться со всеми, с кем общалась более-менее тесно. Все-таки столько лет в гарнизоне, и меня здесь не то, что… каждая собака знает. Особенно из-за последнего места работы.