– Рома?
Рома сегодня не выйдет, за него сегодня озабоченный маньяк.
Обтираю место укола специальной салфеткой, резкое движение, втыкаю иглу, Даша вскрикивает, медленно ввожу лекарство, а она снова стонет, да так, словно я ей делаю нечто другое.
– Все. И совсем не больно, можно было не притворяться.
Даша натягивает шорты, ложится на спину, в глазах просто вселенская боль. Ей что, реально было так больно? Или Орешкина притворятся? В больнице искры в меня метала, а сейчас такая кроткая.
– Правда больно?
– Нет, совсем не больно.
Кидаю шприц на тумбочку, двигаюсь ближе, вот точно сдохну сейчас, если не поцелую ее. Тяну девушку за шею на себя, глаза у нее удивленные, как два синих блюдца. Я касаюсь ее губ своими, целую, жадно засасывая. Такие мягкие и вкусные, она точно вся сладенькая, вся и везде.
Если она сейчас оттолкнет и ударит, то поделом мне, заслужу, но все равно не остановлюсь.
Даша замирает лишь на миг, но потом отвечает, не так активно, но целует в ответ, стонет, когда наши языки переплетаются. Меня трясет, не могу остановиться, продолжаю целовать, пить ее стоны.
Вторая рука сама забирается под маечку – гладкий животик, упругая грудь. Она идеально помещается в мою ладонь, даже чуть больше. Соски уже твердые, сдавливаю их, снова стон.
– Такая сладкая девочка, не мог оторваться, – не узнаю свой хриплый голос, хочу видеть ее всю голенькую.
Снова целую, кусая губы, веду вниз по щекам, шее, она выгибается в моих руках, наверное, оставляю засосы, но мне плевать, словно голодный, прикусываю нежную кожу.
Не спрашивая ее согласия, снимаю с нее майку, откидываю в сторону. Шикарная грудь, высокая, упругая с темными ореолами сосков, впиваюсь в один из них губами. Даша часто дышит, чувствую, как бьется ее сердце, а мое готово вырваться наружу.
Член давно уже стоит под полотенцем, марая его своей смазкой, яйца поджаты. А я целую второй сосок, облизывая его, сжимая грудь пальцами.
– Рома… а-а-а-ах-х-х-х-х.
Даша так стонет, словно мой член уже в ней, но это еще не так. Я еще не попробовал ее главную сладость.