Супруг, правда, был неказист.
Но и сама Севастьянова не особо хороша, тоща, длинна и плоскотела.
Ниночка вновь вздохнула, на сей раз куда как искренней.
Вспомнилась не та самая шуба из чернобурки с алым подбоем, шитая, как говорят, в самой Москве и по специальному заказу, но тонкие пальчики, унизанные кольцами.
Серьги.
Браслеты…
Не в них дело, но в той чудесной жизни, которую воплощала в себе Севастьянова с ее шубой, золотом и личным авто, к которому прилагался личный же водитель, он и охранник.
– Мужа, – тихо произнесла Ниночка заветное, и взгляд ее затуманился, появилась в нем давно уж позабытая мечтательность. – Хорошего.
– Красивого? – уточнила тетушка, наблюдавшая с насмешкою.
Но что с нее, ведьмы, взять-то?
– При должности, – Ниночка коснулась пальчиками губ, легонько, осторожно, по самому краюшку, проверяя, не поплыла ли помада, а то ведь станется. – Чтоб квартира и прочее…
– Мужа, стало быть.
Тетушка теперь выглядела задумчивой. А Ниночка кивнула… вот бы Василий Васильевич вдруг овдовел… нет, конечно, разводы не запрещены, но кто его, разведенного, социально ненадежного, при должности-то оставит?
Выговор влепят, как пить дать.
А то и из партии исключить могут. И гастроном отберут, понизят до заведующего, а может и вовсе ушлют куда, в деревеньку, руководить местною лавкой. Нет, в деревню Ниночке категорически не хотелось, даже с мужем.
– Муж – это хорошо, рада, что ты решила образумиться, – тетушка сцепила тонкие пальчики. – Но, надеюсь, ты понимаешь, что своим прежним поведением ты изрядно себя дискредитировала.
Ниночка наморщила носик.
Дискредитировала? А слово-то какое заумное… никого она не кредитировала.
– Ох, дура… на мою-то голову, – тетушка покачала головой. – Кому захочется брать в жены особу, с которой полгорода… гуляло.
– Врут, – сказала Ниночка, не моргнувши и глазом.
Тоже выдумали. Полгорода. И четверти не наберется, если что.
– Авшинников, Терящинский, Бельбятенко, Савоев… – тетушка принялась загибать пальцы. – Или ты думаешь, что они про тебя молчать будут?
– Будут, – Ниночка поморщилась, ее неприятно поразила этакая вдруг тетушкина осведомленность. – У них жены.
– Вот об их женах стоило подумать до того, как ты ноги раздвинула, дурища, – сказано это было незло, даже будто бы с сочувствием, которое, впрочем, задело Ниночку несказанно.