– Оно там живет! – радостно воскликнул Густав, скача вслед за Тристаном по ступенькам лестницы. – Ей-же богу, живет!
– Инквизиторский труд, – поучительно произнес Тристан, – очень опасное дело и кровавое.
– Так попробуйте меня в деле! Я не струшу!
– Не струсишь – в этом я уверен, – произнес Тристан, с удивлением качнув головой. – Чихуахуа на Пожирателей, м-да… но одной смелости маловато.
– А еще? Что еще надо? – не отставал Густав, и Тристан с удивлением обернулся к нему.
– Ты серьезно? – произнес он. – Ты правда просишься в Орден?
Густав с жаром закивал.
– Да и кто ж, как не вы, туда может принять! – выпалил он. – Вы же Тристан Пилигрим, Первый! Я о вас кое-что знаю.
– Никто не знает – а ты знаешь? – удивился Тристан.
– Я читал книги, – признался Густав. – Те, что Патрик велел сжечь на городской площади.
– Но ты их не сжег? – уточнил Тристан.
– Нет, конечно, – ответил Густав. – Бросил в огонь мешки с тряпками и старыми газетами. А в книгах были написаны заклятья… и кое-что об инквизиторе Тристане Пилигриме.
Тристан сжал губы, пристально заглянул в преданные мальчишечьи глаза.
– А ты действительно смелый, маленький оборотень, – произнес он. – Хорошо, я подумаю.
***
Верный Густав все же подменил свою изнемогшую хозяйку, которая почти не спала ночь, поджидая инквизитора. Впрочем, это ему было не впервой; частенько, когда хозяин поколачивал Софи, а затем отправлялся в город, молодая женщина уходила наверх, чтобы отлежаться. Тогда Густав вертелся волчком, чтобы все успеть.
Но сегодня Софи, ускользнувшая от обязанностей хозяйки, хоть и улеглась в постель, уснуть не могла. Она ворочалась, и в голове ее вспыхивали видения, одно ярче другого.
Прикосновение к инквизитору будто бы пробудило ее дар, вдохнуло в нее новые магические силы. Стило ей закрыть глаза, как видения начинали кружиться в ее голове, тревожа и мучая ее.
То она видела площадь, темное, будто грозовое небо, и Тристана под ливнем из острейших стрел-перьев.
То чудилась ей некая тайная комнатка, неплотно запертая и золотой свет, бьющий из щели между косяком и дверью. Темное это место почему-то казалось Софи очень знакомым, даже дверная ручка – бронзовая голова льва с кольцом в зубах привычно ложилась в руку, – но как бы она не оглядывалась кругом, вспомнить, что это за дом, ей никак не удавалось.