– Привет, – повторила она за Павлом. – Ты тоже в прекрасной форме.
Прозвучало как-то не очень, словно она говорила не о муже, а о скаковой лошади, нахваливая ее перед продажей. Мишель готова была смутиться, но тонкая улыбка, мелькнувшая на губах собеседника, заставила ее взять себя в руки.
– Ты пошлину оплатил? – спросила она.
– Какую еще пошлину?
– Государственную, – пояснила Мишель. – За развод.
– Так я еще должен что-то платить? – иронично поинтересовался муж.
– Не заплатил, – констатировала Мишель.
– Естественно, нет, – Павел пожал плечами.
И Мишель порадовалась тому, что вчера заплатила и за него. Черт с ними, с этими деньгами, она не бедствует. Главное, поскорее разрубить этот узел.
– Ты заплатила эту чертову пошлину, – проницательно сказала Павел, рассматривая Мишель.
Скрывать было глупо.
– Да.
– Я должен был догадаться, – хмыкнул Павел. – Так не терпится со мной развестись?
Мишель с удивлением глянула по почти что бывшего мужа.
– Мне?
– Ну, не мне же, – огрызнулся он.
Очень захотелось ударить его по голове сумочкой, Мишель даже перехватила ее поудобнее, но сдержалась. И на всякий случай, убрала руки за спину.
Павел снова усмехнулся, и Мишель поняла: муж догадался о ее желании настучать ему по голове. Чтобы скрыть досаду – вечно Павел читал ее, как открытую книгу, Мишель посмотрела на часы.
– Пойдем, – сказала, сделав шаг к двери. – Время.
Он ухватил ее за руку и дернул на себя.
– Мишка, – совершенно другим, родным голосом произнес Павел, – что мы делаем? Мишка, зачем?
Он оттащил ее от двери, прижал к себе.
– Мишка, я такой дурак! Прости меня, пожалуйста! Мне так жаль!
У нее в голове застучало: «Мишка – Пашка, Пашка – Мишка, Мишка – Пашка».
Мишель на секунду позволила себе ощутить такое родное тело мужа, его запах, тепло губ, коснувшихся ее лба, а потом отстранилась.
– Даже если бы я могла простить тебе измену, – сказала, отступая от мужа, – я никогда не смогу простить того, что ты меня бросил. Пропал почти на месяц. Где ты был, Павел?
Его лицо скривилось в болезненной гримасе, Павел тяжело вздохнул, взъерошил волосы и ответил:
– Прятался, как трусливый скунс. Мишка, я не знал, как перед тобой оправдаться. Мне было ужасно стыдно и страшно, что ты не простишь.
– Я не спрашиваю тебя, что ты чувствовал, – сказала Мишель. – Где ты был, Павел?