– Ты вообще в курсе, чем заканчивается по традиции этот пейнтбол?
Молчу, выдувая разогретый воздух через нос.
– Знаешь выражение «пустить по кругу»? – мрачно спрашивает он, игнорируя моё пограничное состояние. Делает резкий шаг вперёд, оттолкнувшись от подоконника, и дёргает меня за локоть. – Про тебя… разное говорят, но, твою мать, ты просто конченая дура, раз согласилась на это!
Губы идеальной формы кривятся. Будто перед ним предстало самое жалкое зрелище на свете. Его сочащийся презрением тон вызывает во мне волну неконтролируемой ярости. Я чувствую, как она стремительно разливается по венам, затапливая, заполняя каждую клеточку моего существа. Дышу часто-часто. Поражённая и возмущённая тем, что он решил, будто я по своей воле оказалась тут! Из-за денег!
– Какая ты мразь, Беркут! – говорю очень тихо.
Он зло прищуривает левый глаз.
– Извини, но с моими друзьями теперь разбирайся сама! Не надо было ехать сюда, идиотка! – выплёвывает пренебрежительно с такой лютой ненавистью в глазах, что мороз почти физически кусает кожу.
– Чёртова бесчувственная скотина! – бросаюсь на него я. Луплю, не жалея сил.
Беркутов больно стискивает мои плечи.
– Если с моей сестрой что-то случилось, то клянусь, клянусь, Беркутов, я свидетелей найду! Посажу его, понял! – в отчаянии обещаю я. – За то, что вывезли меня сюда против воли! Или просто… просто убью его! Убью, если с ней. Если с ней…
Пока я выдаю этот бессвязный, эмоциональный монолог, его лицо мрачнеет с каждой секундой. Становится чернее тех туч, которые заполонили сегодня ночное небо.
Резко распахивается дверь. На пороге комнаты стоят Абрамов и прижимающий к затылку полотенце Пилюгин.
– Эта сука разбила Пилюле голову! – гневно информирует Беркутова Ян.
Повисает подозрительная пауза, но потом… Всё происходит так быстро, что я едва успеваю хватануть ртом порцию кислорода. Беркутов, скрипнув зубами, в один выпад умудряется схватить Яна и впечатать его в стену напротив. Бьёт по лицу. С такой силой, что Абрамов начинает скулить, как раненый зверь. Пилюгин же, отшатнувшись назад, спешит ретироваться в коридор.
Приложив ладонь к губам, молча наблюдаю за тем, как Беркутов хватает за грудки осевшего от удара на пол Яна, и швыряет его в холл, сопровождая всё это нецензурной бранью.
Я не могу найти в себе силы, чтобы выйти туда. Просто не могу и всё. Улавливаю фоном звучащие голоса. Они взывают к разуму слетевшего с катушек именинника, а я, замерев, слушаю… Приглушённые стоны. Трусливое «Не надо, бро» Пилюгина и «это же просто прикол, Ром» от до смерти перепуганного Бондаренко.