– Хрена се… Двадцать. Тридцать пять, сорок тыщ, мать! – эмоционально возмущается он, и его кустистые брови ползут вверх.
– Чё? – мать с видом знатока щупает ткань дорогущего свитера. – Кашемир?
– Не порядок, Катя, не порядок, – выносит вердикт Валера тоном, который совершенно мне не нравится. – Совсем от рук отбилась у тебя девка!
– Ох, чё творится то! Чё творится! – вздыхает мать и качает головой. – Кого воспитала! Говорила ж ей держаться подальше от этих буржуев!
– Так и в подоле принесёт тебе, – нарочно подливает масла в огонь этот мерзкий тип. – Проучить надо, Кать! Иначе не дойдёт.
– Дело говоришь, Валера! – соглашается, кивая головой.
– Есть одно лекарство, – говорит он, гадко улыбаясь.
Меня пугают его слова, а шелест вытаскиваемого из камуфляжных штанов ремня и вовсе вгоняет в полнейший шок.
– Армейский, – ухмыляется многообещающе. – Только такой, Катя, сможет доходчиво всё объяснить твоей дочери.
– Вы не посмеете, – задыхаясь от ужаса, отступаю назад. Вдоль позвоночника ползёт дурное предчувствие.
– Для твоего блага, девочка, – делает шаг в мою сторону.
– Мааам, – дрожит и ломается мой голос.
Бросаю полный мольбы взгляд на мать, но та равнодушно грызёт солёный огурец, уставившись в стену.
– Отойдите от меня, – упираюсь поясницей в чугунную раковину времён советского союза.
– Твёрдая мужская рука, вот чего не хватает в этом доме! – изрекает этот алкоголик, нависая надо мной.
– Так-то так, – вздыхает мать, усаживаясь на скрипучий стул.
– Мам, очнись, мам, – почти кричу. – Он не имеет права! Не имеет!
Всё происходит очень быстро. Первый удар, второй. Шея, спина. Я наивно полагала, что самое страшное позади, но боже, как же я ошибалась! Сидя на полу и закрывая руками лицо, я думала лишь об одном: не выдержу. Больше не смогу… Просто не смогу и всё.
– Прекратите! – срываюсь на крик, когда ремень обжигает кожу через ткань свитера.
– Ничего, мы, – хлещет меня по ногам, – научим тебя уму-разуму!
– Маааам! – зову её отчаянно.
Она вроде как порывается ко мне, но Валера велит не вмешиваться в процесс воспитания. Мол, ему, бывшему вояке, выросшему на таких методах, виднее, как «вправлять детям мозги».
Я шумно втягиваю воздух, задыхаясь от невыносимой боли. Меня будто жалят сотни ос. Одновременно.
Слышу треск стекла. Убираю руку, чтобы посмотреть на часы, единственную вещь, доставшуюся мне от отца. И это я делаю очень зря. Валера, увлечённый процессом, не успевает среагировать. Бляшка ремня попадает прямо по лицу. Защищая голову, отползаю в угол.