Чёрт с ним, с деньгами. Проживём. Пойду на завод, там всегда люди нужны. Да и вариант обращения в областную газету ещё не до конца мною отброшен. Найду голодного, хваткого до сенсаций журналиста, и покажем Сволочкову кузькину мать.
Рошанский перехватывает меня, когда я третий раз за ночь драю общий коридор.
– Иди наверх. Помоги Нуркан.
То, каким тоном он этого говорит, подразумевает, что я должна знать, кто такой Нуркан. Уточнить – дать повод для ненужных комментариев.
Я загоняю ведро и швабру в небольшую подсобку, которая служит у нас и складом, и комнатой отдыха, вытираю вспотевшие руки о платье, быстро переплетаю волосы и оттягиваю воротничок.
Жарко.
Через пару минут я узнаю, что Нуркан – это Шанель.
На мой вопрос охранник на этаже показывает на одну из дверей справа.
– Там.
Конечно, я стучу, а как иначе, удивляюсь, когда вижу Шанель, но быстро собираюсь.
– Ты чего тут? – спрашивает она недовольно.
– Артём Николаевич прислал помочь.
– Не нужна мне твоя помощь. Иди.
Нельзя мне уходить, точно не сегодня. Потому напираю:
– Может, в коридоре ещё раз пропылесосить?
– Не надо. Иди отсюдова.
Её «отсюдова» срабатывает для меня как красная тряпка.
– Рошанский сказал помочь, значит, буду помогать.
Я с силой толкаю дверь и под обалдевший взгляд Нуркан вхожу в кабинет.
Комнату.
Спальню.
Или сейчас так модно – кровать в кабинете?
К слову, стола я здесь не наблюдаю. Как и шкафов.
Есть кровать. Диван у противоположной стены. Небольшая барная стойка в огнях и хрустале. Тёмные стены и расправленная кровать криком кричат по какому назначению используется эта комната.
Я замираю на пороге, открыв рот, и прихожу в себя только когда слышу за спиной:
– Иди, говорю. Не надо тебе тут.
Меня поражает, как Нуркан говорит это. Оборачиваюсь и вместо злобы в раскосых глазах вижу тревогу.
– Иди, Таня.
Почти по-матерински. Настоятельно и с нажимом. И без обычного раздражения.
Мне как-то сразу перестаёт хотеться что-либо выяснять. Будто увидела не гостиничный номер – это же он, так? – а пыточную. Желание сбежать так сильно пульсирует в ногах, что я начинаю на месте приплясывать.
– Иди, – повторяет бывшая Шанель, и я понимаю, что больше никогда её так не назову. Даже про себя.
– Спасибо, – бормочу и стремглав выбегаю из комнаты.
Мне надо переварить то, что я сейчас увидела.