В роли пассивно плывущей по воде щепки мне неуютно, и я делаю всё, что могу, чтобы поскорее выплыть из несущего вперёд потока.
Не скулю, когда Пётр меняет мне повязки. Не кривлюсь при виде шприца. Ем всё, что носит Нуркан – это чаще всего мясо и мясные бульоны – и очень, очень много сплю. Отсыпаюсь за месяц ночной работы.
– Дисциплинированный ты пациент, Таня. Быстро поправишься.
Пётр пытается меня разговорить, но я мужественно держу оборону и никак не реагирую на его ободрение. В конце концов он сдаётся, молча делает свою работу и уходит.
Нуркан приносит не только вещи, но и новый телефон – мамину неубиваемую «нокию». Я сразу звоню Юльке.
Она отвечает после первого гудка и сразу начинает плакать:
– Тессочка, с тобой всё хорошо? Они ничего тебе не сделали?
Второй вопрос вводит меня в ступор, и я отвечаю с некоторой задержкой и очень неуверенно.
– Со мной всё хорошо.
– Правда хорошо? – вопит Юлька.
– В очередной раз неудачно упала.
– В какой ты больнице? Та женщина ничего не сказала.
– Я в «Точке». Обошлись без больницы.
– Тогда почему не едешь домой?
– Потому что я упала на спину. Нельзя двигаться. Здесь есть доктор, он за мной наблюдает.
– Доктор в ночном клубе? – удивляется Юлька, и я понимаю, что сболтнула лишнего.
– Юль, не переживай. Со мной всё хорошо. Скоро буду дома.
У нас настолько крепкая связь, что она моментально понимает, что больше я ничего не скажу.
– Хорошо. Я буду звонить.
– Не надо. Я сама. Спасибо за телефон.
– Тессочка… – начинает Юлька снова и замолкает на полуслове.
– Что?
– Тебе правда ничего не сделали?
– Мне правда ничего не сделали. И меня пугает, что ты спрашиваешь об этом во второй раз.
Я буквально вижу, как на том конце трубки Юлька тушуется, открывает и закрывает рот, выпучивает глаза и мотает головой, подбирая подходящий ответ.
– Я просто за тебя переживаю, – в конце концов выдавливает она, и я обещаю себе, что к этому разговору мы ещё вернёмся.
Звукоизоляция здесь хорошая. В том смысле, что звуки клуба почти до меня не доносятся. Только иногда по вечерам под бит сабвуферов вибрирует пол, что для меня является временным контуром. Так я отсчитываю сутки.
В один из вечеров приходит Рошанский и сразу начинает с претензии.
– В отделе кадров нет твоих документов.
– Знаю.
Как только решила, что ухожу из «Точки», сразу перестала испытывать беспокойство и волнение, которые всякий раз чувствовала при разговоре с главным администратором.