– Знаешь что! – сказал дьяк Урусов. – Я так понимаю: бегут в степь от Москвы – пока Москва за спиною. И волю свою отстаивают, пока Москва им волю дает! А навалится какой супостат, так они про волю-то и не вспомнят – только живота да дыхания просить станут.
– Это верно, – согласился Ермак. – Верно.
– Я ведь – татарин! – сказал Урусов, – Я ведь – казанец! Должен вроде бы Москву ненавидеть. А я ей служу! И боле жизни службу свою почитаю. И как человек, которому уже седина в бороду ударила, могу всем ответить. Хорошо Москву хаять – пока Москва есть, а не станет ее, весь мир повалится! Это я, татарин казанский из рода хана Чета, говорю. И к вере православной я не по понуждению пришел! А по размышлении здравом. Ты меня в монастырь семи годов привел, а я крестился – осьмнадцати! И никто меня не понуждал. И науке меня обучали в басурманском моем состоянии. Вот такой мой будет сказ. Не обессудь, Ермак Тимофеевич!
Долго молчали они. Ермак ничего на слова Урусова не возразил, не добавил. А только крякнул, поднимаясь:
– Стало быть, от пермской службы не отказываться?
– Стало быть, так!
– Ну ладно… – сказал, прощаясь, атаман, – Пока зову не было, чего нам поперед зову поспешать.
– Будет желание, будет и зов, – сказал Урусов. – Чего ответишь?
– Там видно будет, – сказал Ермак. – Была бы шея – хомут найдется. Прощай пока. Домашним кланяйся.
– Зашел бы, погостевал, – попросил Урусов. – Мы ведь тебе не чужие.
– Бог даст, на Рождество зайду. Ты бы к Алиму наведался, аль не по чину тебе теперь?
– Какие чины! Времени нет. Как только роздых будет, всенепременно наведаюсь.
Ахнули писцы да дьяки, когда увидели, как нарочитый и прегордый дьяк Урусов атаману казачьему в пояс поклонился, до порога его провожая. Иные, кто помоложе, такое впервой видели, даже перьями скрипеть перестали.
– Кто это? – шептались они между собой.
– Ермак Тимофеев – нашему Урусову навроде отца названого.
– Вона… Татарин, что ли?
– А кто его разберет. Казак, он и есть казак! И глядели вслед кряжистому широкоплечему атаману в коротком полушубке с кожаной сабельной перевязью через плечо.
Казаки, ждавшие Ермака на улице, встрепенулись, будто и не дремали, будто и не замерзли, будто и не ждали атамана без малого два часа.
– По домам? – спросил с надеждой молодой.
– По домам! – сказал Ермак. – Только по дороге в лавку зайти надоть! Подарок к Рождеству подыскать самому моему другу-товарищу – Якимке!