В Панамке сразу пошла мода на слонов. В каждом приличном доме на спинке дивана стояло теперь не менее дюжины слоников – мал, мала меньше – как амулеты от урагана. Молодые люди цепляли на нос шланги – чем толще и длинней, тем шикарней. А к ушам приматывали ветви широколистных пальм или придорожные лопухи.
Каждый почувствовал себя сильным и отважным. И наступили дни всеобщего гулянья и веселья, когда, кажется, народу любое дело по плечу.
Только папа Ваня с мамой Толстушкой сидели дома на краю мраморной ванны, занимавшей всю комнату, и роняли крупные, тяжёлые слёзы на чёрное дно. Они надеялись, что Эле-Фантик жив и здоров, но без него – какая радость? Какое веселье?! Тоска да печаль.
Самым сложным оказался, конечно, третий пункт, на немедленном исполнении которого Маруся особенно настаивала. Шутка сказать – снарядить спасательную экспедицию на какой-то необитаемый остров!
Мореходство, особенно дальнее, не было развито в Панамке – из-за постоянной ураганной опасности. Так, гуляли вблизи берега мелкие яхты и рыболовные баркасы, хоронясь, чуть что, в бухточки и заливы. Но не отправишь же их в открытый океан, на дальние параллели и меридианы.
Правда, в порту стоял один старинный корабль – трёхмачтовая шхуна под звучным именем «Параундир». В названии слышалась военная выправка – и парад, и мундир! Однако на местном языке оно означало совершенно другое, нечто грустное и безысходное, буквально – идти ко дну, тонуть. Действительно, несчастную шхуну уже раз двенадцать поднимали со дна. Ещё хорошо, что тонула она сразу, вблизи берега, далеко не заплывая.
В последние годы на ней, накрепко пришвартованной к причалу, открыли ресторанчик. В таком кулинарном состоянии шхуна чувствовала себя куда как лучше.
Впрочем, других достойных и опытных кораблей в Панамке не имелось. Поэтому зашпаклевали и просмолили днище шхуны, изъяли кухню, занимавшую весь трюм, пошили из скатертей новые паруса в клеточку, и надраили кирпичами медные буквы «Параундир» на борту.
Команду же, недолго подумавши, набрали из официантов. А капитаном назначили шеф-повара Сковороду по прозвищу Гусиные Лапки, который знал шхуну, как свои четыре пальца. Пятый откусила гигантская креветка, когда он готовил салат. «Хороший повар двух капитанов стоит, – говорил Сковорода, плосконосый увалень в растоптанных домашних тапочках такого размера, что напоминали ласты с карманами. – „Капитан“ происходит от „питания“. Проще говоря, это тот, кто капитально кушает». – И повар извлёк из одного кармана на тапочке аккуратную котлетку, а из другого – булочку.