Вздохнула и вымученно улыбнулась ему. Сколько раз Жанка за прошедший месяц вынуждала меня дать шанс доктору? И столько же раз меня буквально… тошнило от одной только мысли о нас с ним. От мысли, что придется целоваться с ним, спать…
Вот и сейчас тошнота подкатила к горлу, едва я представила, как Марк прямо сейчас подойдет ко мне и потянется губами для поцелуя. Шустро открыла минералку и сделала несколько жадных глотков. Да что со мной в последнее время? Чувствую себя сонной развалюхой. Пару раз даже уснула на продленке. Спасибо, хоть Жанка заметила, привела меня в чувство.
Марк, все же, подошел ко мне и, нахмурившись, уточнил:
– Вась, ты как себя чувствуешь?
Пожала плечами:
– Нормально.
– Мне не нравится твоя бледность в последнее время. Ты завтракала? Может, не выспалась? Или что-то болит?
– Я просто немного нервничаю. Думаю, как только сыну Зарецкого вынесут приговор, меня морально отпустит.
Не выспалась… Да я сплю, наверное, больше чем бодрствую. Вот и сейчас зевнула, хоть я легла вечером в девять и утром встала во столько же. И то мне показалось, что еще бы поспала пару часов.
Марк сильнее нахмурился, я увидела в его газах сомнение, но решила махнуть рукой на объяснения. Он же врач, хоть и женский, но все же его не переспоришь в этом плане.
Марк уже хотел что-то сказать, но нас так удачно пригласили войти в зал. А дальше все слилось в одно пятно. Адвокат Зарецкого из кожи вон лез, лишь бы оправдать парня, но в итоге мажору дали три года общего режима. Вроде бы казалось, что мои мучения уже закончились, но Зарецкий младший даже в суде не постеснялся бросить угрозу. Заорал на весь зал, когда его выводили в наручниках:
– Живи, пока можешь, сука! Я выйду и доберусь до тебя. Тогда ты пожалеешь, что родилась на этот свет! Я задушу тебя собственными рукам, удавлю за просранные три года жизни!
От паники мурашки колючками потянулись вдоль позвоночника. Из-за мерзкой тошноты, почувствовала вдруг, что теряю твердую опору под ногами. Колени ослабли, а перед глазами поплыла картинка…
– Вася! – испуганный голос Марка был последним, что услышала, прежде чем провалилась в темноту.